22
июня
Не
танцуйте сегодня, не пойте.
В
предвечерний задумчивый час
Молчаливо
у окон постойте,
Вспомяните
погибших за нас.
Там,
в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь
весёлых и крепких ребят,
Чьи-то
тени в пилотках зелёных
На
окраины молча спешат.
Им
нельзя задержаться, остаться —
Их
берёт этот день навсегда,
На
путях сортировочных станций
Им
разлуку трубят поезда.
Окликать
их и звать их — напрасно,
Не
промолвят ни слова в ответ,
Но с
улыбкою грустной и ясной
Поглядите
им пристально вслед.
Вадим
Шефнер
Напоминание
Самый
светлый,
Самый
летний день в году,
самый
больший день Земли -
двадцать
второго.
Спали
дети,
зрели
яблоки в саду.
Вспоминаем,
вспоминаем
это снова.
В
Сталинграде Волга тихая плыла
и
баюкала прохладой переплеска.
С
увольнительной в кармашке
дня
ждала
пограничная
пехота возле Бреста.
Спал
Матросов.
Спал
Гастелло в тишине.
На
рыбалку Павлов шёл тропой недолгой.
В
Сталинграде мать письмо писала мне
и
звала меня домой,
манила
Волгой.
Талалихин
по Тверскому шёл в ту ночь,
у
Никитских попрощался -
ночи
мало -
с
той, которой я ничем не мог помочь
в
день,
когда
она на улице рыдала.
Вспоминаем
эту ночь и в этот час
взрыв,
что
солнце погасил в кромешном гуле,
сквозь
повязки неумелые сочась,
кровь
народа заалела
в том
июне.
Шаг
за шагом вспоминаем,
день
за днём,
взрыв
за взрывом,
смерть
за смертью,
боль
за болью,
год
за годом, опалённые огнём,
год
за годом, истекающие кровью.
Вспоминаем
торжество,
как
шли и шли
и
Берлин огнём открыли с поворота,
и
увидели просторы всей земли,
проходя
сквозь
Бранденбургские ворота.
Сами
звери поджигали свой рейхстаг,
дым
последний очертанья улиц путал,
но
Егоров и Кантария наш стяг
водрузили
на шатающийся купол.
Вспоминаем
всех героев имена,
все
победы называем поимённо.
Помнит
вечная кремлёвская стена,
как
валились к ней
фашистские
знамёнa.
Нам
бы только этот май и вспоминать,
но
июнь ещё стоит перед глазами,
если
жало начинают поднимать
и
охрипшими пророчить голосами.
Мы не
просто вспоминаем
день
войны,
не
для слёз и мемуаров вспоминаем.
Люди
мира вспоминать о нём должны.
Мы об
этом
всей
Земле напоминаем.
Михаил
Луконин
22
июня 1941 года
Всё,
всё у сердца на счету,
Всё
стало памятною метой.
Стояло
юное, в цвету,
Едва
с весной расставшись, лето;
Стояла
утренняя тишь,
Был
смешан с медом воздух сочный;
Стекала
капельками с крыш
Роса
по трубам водосточным;
И рог
пастуший в этот час,
И
первый ранний запах сена…
Всё,
всё на памяти у нас,
Всё
до подробностей бесценно:
Как
долго непросохший сад
Держал
прохладный сумрак тени;
Как
затевался хор скворчат –
Весны
вчерашней поколенья;
Как
где-то радио в дому
В
июньский этот день вступало
Еще
не с тем, о чем ему
Вещать
России предстояло;
Как у
столиц и деревень
Текло
в труде начало суток;
Как
мы теряли этот день
И мир
– минуту за минутой;
Как мы
вступали за черту,
Где
труд иной нам был назначен, –
Всё,
всё у мира на счету.
И
счет доныне не оплачен.
Мы
так простились с мирным днем,
И нам
в огне страды убойной
От
горькой памяти о нем
Четыре
года было больно...
Александр
Твардовский
Тот
самый длинный день в году
Тот
самый длинный день в году
С его
безоблачной погодой
Нам
выдал общую беду
На
всех, на все четыре года.
Она
такой вдавила след
И
стольких наземь положила,
Что
двадцать лет и тридцать лет
Живым
не верится, что живы.
А к
мёртвым, выправив билет,
Всё
едет кто-нибудь из близких,
И
время добавляет в списки
Еще
кого-то, кого нет...
И
ставит, ставит обелиски.
К.
Симонов
Той
первой ночью
Ещё
той ночью игры снились детям,
Но
грозным рёвом, не пустой игрой,
Ночное
небо взрезав на рассвете,
Шли
самолёты на восток. Их строй
Нёс,
притаясь, начало новой ноты,
Что,
дирижёрским замыслам верна,
Зловещим
визгом первого полёта
Начнёт
запев по имени — война.
Но
дирижёр не знал, что в этом звуке,
Где
песнь Победы чудилась ему,
Звучат
народа собственного муки,
Хрипит
Берлин, поверженный в дыму.
Той
первой ночью, в ранний час рассвета,
Спала
земля в колосьях и цветах,
И
столько было света, столько цвета,
Что
снились разве только в детских снах.
Той
ночью птицы еле начинали
Сквозь
дрёму трогать флейты и смычки,
Не
ведая, что клювы хищной стаи
Идут,
уже совсем недалеки.
Там
где-то стон растоптанной Европы,
А
здесь заставы день и ночь не спят.
Притих
в лазурной дымке Севастополь.
Притих
под белой ночью Ленинград.
Штыки
постов глядятся в воды Буга.
Ещё
России даль объята сном…
Но
первой бомбы вой коснулся слуха,
И
первый гром — и первый рухнул дом.
И
первый вопль из детской колыбели,
И
материнский, первый, страшный крик,
И
стук сердец, что сразу очерствели
И шли
в огонь, на гибель, напрямик.
И
встал в ту ночь великий щит народа
И
принял в грудь ударов первый шквал,
Чтоб
год за годом, все четыре года,
Не
утихал сплошной девятый вал…
… Всё
отошло. Заволоклось туманом.
И
подняла Победа два крыла.
Но
эта ночь, как штыковая рана,
Навек
мне сердце болью обожгла.
Н.
Браун
Довоенный
вальс
Мирное
небо над крепостью Бреста,
В
тесной квартире счастливые лица.
Вальс.
Политрук приглашает невесту,
Новенький
кубик блестит на петлице.
А за
окном, за окном красота новолунья,
Шепчутся
с Бугом плакучие ивы.
Год
сорок первый, начало июня.
Все
ещё живы, все ещё живы,
Все
ещё живы, все, все, все.
Смотрит
на Невском с афиши Утёсов,
В
кинотеатрах идёт "Волга-Волга".
Снова
Кронштадт провожает матросов:
Будет
учебным поход их недолго.
А за
кормой, за кормой белой ночи раздумье,
Кружатся
чайки над Финским заливом.
Год
сорок первый, начало июня.
Все
ещё живы, все ещё живы,
Все
ещё живы, все, все, все.
Мимо
фасада Большого театра
Мчатся
на отдых, трезвоня, трамваи.
В
классах десятых экзамены завтра,
Вечный
огонь у Кремля не пылает.
Всё
впереди, всё пока, всё пока накануне:
Двадцать
рассветов осталось счастливых:
Год
сорок первый, начало июня.
Все
ещё живы, все ещё живы,
Все
ещё живы, все, все, все.
Вальс
довоенный напомнил о многом,
Вальс
воскресил дорогие нам лица,
С кем
нас свела фронтовая дорога,
С кем
навсегда нам пришлось разлучиться.
Годы
прошли, и опять за окном тихий вечер.
Смотрят
с портретов друзья молчаливо.
В
памяти нашей сегодня и вечно
Все
они живы, все они живы,
Все
они живы, все, все, все...
Феликс
Лаубе
Комментариев нет
Отправить комментарий