К 245-летию
Если бы мы провели, как это модно сегодня, опрос прохожих на улице – кто автор сказки «Щелкунчик», то значительная часть тех, кто вообще смог бы ответить на это вопрос, назвала бы П.И. Чайковского. Действительно, музыка П. И. Чайковского просто неотделима от этой прелестной, любимой многими рождественской сказки, которая всегда в новогодние дни идет и в театрах, и по телевидению. Но мало кто вспомнит, что впервые эту удивительную историю поведал миру Эрнст Теодор Амадей Гофман. Именно так, только полным именем, которое само несло в себе какую-то магию, называли его – юриста, композитора, дирижера, музыкального критика и обозревателя, режиссера, декоратора, учителя музыки и продавца роялей, искусствоведа, художника, чиновника и писателя-фантазера и философа, создателя особого жанра – «сказки о реальном», в которой самым невероятным образом сливаются миры фантастический и реальный, где чародеи и колдуньи совмещают свои волшебство и магию со службой в присутственных местах или с торговлей на рынке, мистика проникает в действительность, а тоскливая обыденность превращается в волшебную феерию. «Я похож на детей, родившихся в воскресенье: они видят то, что не видно другим людям», - говорил о себе Гофман.
Вся его короткая жизнь,
всего 46 лет, была какой-то драматической фантасмагорией. Эрнст Теодор Вильгельм
Гофман родился 245 лет назад, 24 января 1776 года в Кенигсберге. Да-да, именно
Эрнст Теодор Вильгельм – Эрнстом Теодором Амадеем Гофман станет уже в зрелом
возрасте. Имя «Вильгельм» на «Амадей» Гофман поменял в честь Моцарта, которого
боготворил. В то время он серьезно занимался музыкой, мечтал о славе
композитора и не догадывался, что славу ему принесет совсем другое занятие.
Его семья была странной,
не слишком счастливой, но как раз такой, в каких обычно и рождаются гении. Отец
– судейский адвокат, представитель старинного дворянского рода, мечтатель,
способный, но беспорядочный человек, к тому же подверженный запоям. Мать – дочь
королевского адвоката, религиозная и педантичная, страдающая истерическими
припадками, мужа не понимающая и не принимающая образ его жизни. В конце
концов, поделив детей, они разъехались. Отцу достался старший, а младший, Эрнст
Теодор Вильгельм, остался с матерью. Из-за слабого здоровья матери воспитанием
маленького Гофмана занимались бабушка и две незамужние тетки. А дядюшка Отто,
талантливый юрист, мистик, фантаст, музыкант, мог бы стать для племянника
образцом для подражания, не будь он при этом сухим и педантичным ханжой. Свой
долг по воспитанию из озорного племянника верноподданного и благочестивого
члена общества дядюшка исполнял истово. Многие из черт дяди Отто потом были
использованы Гофманом при создании его литературных героев.
Да и все герои его
произведений – это родственники и соседи, добропорядочные немецкие бюргеры,
часовщики и бакалейщики, профессора и тайные советники, а по совместительству –
добрые и злые волшебники. Князьки без княжеств, министры без портфелей, маршалы
без войска – все они подсмотрены в жизни.
Единственным другом ему
в этом доме была его остроумная и веселая тетушка Иоганна София. Ей он доверял
свои тайны, а потом читал свои первые литературные сочинения тайком от дяди
Отто, который запрещал ему заниматься «бумагомарательством». Доставшаяся Эрнсту
от матери экзальтированная психика проявлялась в шутовстве и неуправляемости, а
еще в многочисленных талантах, которыми Эрнста наградила природа, словно в
насмешку дав ему при этом маленький рост и уродливую внешность.
В шесть лет его отдали в
протестантскую школу «Бург-шуле». Там он подружился со своим одноклассником Теодором
Готлибом фон Гиппелем, и дружбу эту они сохранили до самой смерти Гофмана.
Вместе они читали романы, особенно увлекались Руссо, устраивали различные
проказы, иногда небезопасные, такие, как полет на воздушном шаре. Заводилой был
обычно Эрнст Теодор Вильгельм.
 |
| Гофман и Гиппель |
Учеба давалась ему
легко, он учился блестяще и считался вундеркиндом. Музыку он любил безумно. В
12 лет виртуозно играл на нескольких инструментах: на арфе, органе, скрипке,
гитаре, в совершенстве знал три языка, прекрасно рисовал, особенно ему
удавались шаржи и карикатуры, сочинял стихи. Музыке он учился у знаменитого
кенигсбергского органиста и талантливого педагога Подбельского. Через два года
занятий с ним Гофман сам начал сочинять музыку. В «Житейских воззрениях кота Мурра»
маэстро Абрагаму, мудрому и благородному, Гофман придал черты своего учителя
музыки.
Он никак не мог решить,
стать ему музыкантом или художником, но дядюшкой все уже было решено за него.
Он должен был продолжить семейную традицию и стать юристом. Юноше, живущему
творчеством, в будущем предстояло стать чиновником. Среди его профессоров в
университете был сам Иммануил Кант. В университете обнаружился еще один талант
Гофмана – актерский. Он очень удачно пародировал Канта, но вот лекции его
прогуливал, предпочитая занятия музыкой. А потом изобразил Канта в некоторых своих
произведениях в роли чудака-ученого, живущего в своем мире.
Окончив университет,
Гофман принимает предложение занять должность юриста в суде города Глогау, и
покидает, наконец, опостылевший дядюшкин дом. Но он не представлял себе,
насколько тусклой и серой была жизнь в провинции. Отдушиной стал ненадолго
переезд в Берлин с его театрами, музеями, компанией поэтов, музыкантов и
художников, где он написал свою первую оперетту «Маска» – и снова захолустье – Познань.
По сравнению с Берлином – маленький унылый городок. Нудная служба, отсутствие
хоть какой-нибудь творческой среды были для талантливого и остроумного Гофмана
невыносимы. Развлечением для него стали бурные попойки. Они вносили яркие
краски алкогольных галлюцинаций в серые будни.
Видимо, тогда и начал
жить Эрнест Теодор Вильгельм на грани опьянения и трезвости, разностороннего
творчества и глубоко чуждой ему чиновничьей службы, быта и иллюзии; на границе двух
миров – мира яркого, фантастического и наполненного странными существами, и
мира реального, в представлении Гофмана – не мира, а жалкого мирка. И эти
противоречия, эта двойственность не оставляли Гофмана всю жизнь. В Познани он
продолжал писать музыку. Его зингшпиль – пьеса с музыкальными номерами по
мотивам Гете «Шутка, хитрость и месть» поставлена на сцене познаньского театра
и пользуется большим успехом. Но после нескольких представлений происходит то,
что потом неоднократно будет случаться – пожар в театре – и партитура, с
которой не была даже снята копия, погибает в огне. Такая же мистическая история
происходит и гораздо позже, когда романтическая опера «Ундина» была поставлена
в Берлинском королевском театре. Тринадцать спектаклей прошли с аншлагом, но
четырнадцатого так и не последовало – театр сгорел. Пожар случился и во время
второго представления оперы Жака Оффенбаха «Сказки Гофмана» в Вене. Здание
театра сгорело дотла, несколько человек погибли, сотни пострадали от давки и
дыма. Отблески адского пламени сверкнули и в наше время. На Неделе немецкого
кино планировалось показать экранизацию оперы «Сказки Гофмана». Но на
знаменитой песенке Гофмана о Клейнцахе порвалась и загорелась пленка, да так,
что восстановлению уже не подлежала. Объяснить все эти непостижимые явления
можно только одним – это Гофман, мистик, сказочник, повелитель фей и гномов,
духов и призраков, умудряющийся сотворить сказку из того, что под рукой: из
ручки двери, из ореховых щипцов, из часов с боем, из корзины с яблоками – продолжает
свои колдовские игры.
В Познани он встретил
свою будущую жену – польку Марию-Михалину Рорер-Тжчиньскую, Мишу, как он её
называл. Молодую пару обвенчали по католическому обряду. Знала бы Михалина, что
ждет ее судьба не достопочтенной госпожи советницы, а жены человека с
неожиданными сменами настроения, странного и непостижимого, человека невероятных
крайностей, мнительного, обидчивого, страстного и порывистого. И этот крест она
безропотно несла всю их совместную двадцатилетнюю жизнь, став для Гофмана
идеальной женой, прощавшей ему и пристрастие к алкоголю, и его невыносимый
характер, и постоянное безденежье, и даже любовь к другой женщине. Она была
рядом с ним всегда, не оставляла его даже в самые тяжелые времена.
 |
| Гофман и Миша |
Хлопотами родных Гофман
должен был получить хорошее место в Берлине и уже готов был туда отправиться,
но он не был бы Гофманом, если бы сам не устроил себе неприятность. Скандал
из-за карикатур на представителей высшего городского чиновничества и прусского
офицерства стоил ему места в Берлине, и Гофман из Познани отправился в еще
более захолустный Плоцк. Эксцентричность Гофмана проявлялась уже там. По улицам
он ходил с закрытыми глазами, пользуясь тростью, как слепой, лишь бы не видеть окружавшую
его убогую действительность. В Плоцке Гофман переходил от отчаяния к депрессии,
писал прошения о переводе и спасался искусством. Он рисует, сочиняет церковную
музыку, изучает музыкальную теорию. Он впервые начал вести дневник и задумываться
о литературном творчестве. Его эссе «Письмо монаха своему столичному другу»
появляется в столичной газете. «Если б ты мог представить себе, каких усилий
стоит окончательно не погрузиться в это болото!», – пишет он другу, Теодору
Гиппелю.
Перевод в Варшаву,
организованный Гиппелем, к тому времени влиятельным чиновником, открывает новую
страницу в судьбе Гофмана. Жизнь в Варшаве была одним из самых благополучных
периодов. Им довольны по службе. Именно здесь он поменял свое третье имя
Вильгельм на Амадей, а музыка стала его главным делом. Он сочиняет множество
музыкальных произведений, приобретает славу искусного музыканта, создает
симфонический оркестр и сам им дирижирует. Оркестр исполняет и произведения
самого Гофмана. Он возглавляет Варшавское филармоническое общество, при его
участии учреждается Музыкальное собрание, он сам расписывает некоторые залы
дворца, где оно располагается. Говорят, что росписи были великолепны, но, к
сожалению, при перестройке дворца часть их была уничтожена, а в 1944 году бомбардировки
уничтожили и само здание.
Вторжение в Варшаву наполеоновских войск положило конец относительно благополучной жизни. Все прусские чиновники, в число которых входил и Гофман, лишились своих постов. Реакция Гофмана на это известие оказалась странной – он бегал по комнатам, громко распевая арии, чем вызвал опасение соседей, уж не потерял ли он рассудок от страха. Хорошо, что они не видели, с каким наслаждением топтал господин советник свой форменный мундир. Но радость избавления от ненавистной службы была омрачена надвигающейся неизвестностью и отсутствием доходов. Начались скитания по разным городам – Берлин, Лейпциг, Дрезден.
Наконец, как исполнение
мечты – должность капельмейстера в театре города Бамберга. Он не только
музыкант, дирижер, но и режиссер, и декоратор. Все спектакли бамбергского
театра идут в его декорациях. В 1809 году он пишет ряд рецензий и музыкальных
новелл для лейпцигской «Всеобщей музыкальной газеты» – 25 ярких, точных и
острых критических статей. Так Гофман стал родоначальником романтической
музыкальной критики и заложил основы музыкальной эстетики. Тогда же он пишет
для заработка новеллу «Кавалер Глюк», которую даже не подписывает своим именем.
Он по-прежнему мечтает написать гениальное музыкальное произведение и
прославиться как композитор, не предполагая, что то, что он считал побочной
работой ради денег, станет блистательным писательским дебютом. Позже музыкально-критические
и музыкально-эстетические статьи, а также новеллы «Кавалер Глюк», «Дон Жуан» и
серия очерков о капельмейстере Иоганнесе Крейслере составили необычный и
своеобразный сборник – «Крейслериану», главной темой которого стали отношения
между художником и обществом и положение музыканта в этом обществе. Иоганнес
Крейслер – музыкальный псевдоним Гофмана – стал и его литературным двойником,
появляясь во многих его произведениях, чтобы донести до читателя мысли и
переживания автора. В том числе и любовные. На его плечи возложил Гофман груз
мучительной страсти к своей юной ученице Юлии Марк. Двадцать лет разницы, семья
и не слишком выигрышная внешность – маленький рост, непропорционально большая
голова, неестественно вздернутые плечи, всклокоченные волосы, на лице
постоянная смена гримас – не давали ему шансов. Юлию поторопились выдать замуж,
что стало для Гофмана ударом, тем более что он считал жениха совершенно неподходящей
партией для прелестной романтической девушки. Гофман не ошибся, брак оказался
неудачным. Новелла «Дон Жуан» была написаны в это тяжелое для Гофмана время. Образ
Юлии Марк угадывается во многих его произведениях.
Вскоре Гофман покидает Бамберг. Еще идет война, продолжаются бои с наполеоновскими войсками. Сначала Э.Т.А. Гофман едет в Лейпциг, потом в Дрезден, где он едва не погиб. С его головы шальной пулей сбило шляпу. Совершенно спокойно Гофман поднял свою простреленную шляпу, надел ее и пошел дальше. Пораженные французы зааплодировали ему. Ответив на аплодисменты изящным поклоном, Гофман удалился.
В это страшное военное время появилась одна из самых знаменитых его сказок – «Золотой горшок». Сам Гофман считал эту сказку лучшей из всего написанного им. «… в наше мрачное, злосчастное время, когда человек едва перебивается со дня на день и еще должен этому радоваться, писательство так увлекло меня — мне кажется, будто передо мной открылось чудесное царство, которое рождается из моего внутреннего мира и, обретая плоть, отделяет меня от мира внешнего», – писал Гофман.
Как будто шутливый
рассказ о растяпе-студенте Ансельме, разозлившем своей неуклюжестью торговку
яблоками, которая на самом-то деле злая колдунья Рауэр, дочь репы и драконьего
пера. И в результате его неосторожности не просто рассыпаются яблоки, а
происходит смещение в каких-то неведомых сферах, и вот скучный архивариус Линдхорст
оказывается владыкой волшебной Атлантиды Саламандром, в дочь которого,
золотисто-зеленую змейку с сапфировыми глазками, неожиданно для себя влюбляется
Ансельм. В «Золотом горшке» нет отрицательных героев. Они делятся не на
положительных и отрицательных, а на «музыкантов» и «немузыкантов». Музыканты –
это избранные, хранители добра и красоты, слушающие музыку сфер и живущие
одновременно в реальном и фантастическом мирах. Немузыканты – обычные,
приземленные, практичные люди. Они могут быть добрыми и веселыми, в «Золотом
горшке» они именно такие. Фантастические существа в этой сказке не вызывают
ужаса, скорее, смешат. Это увлекательное путешествие на границе двух миров,
которые то и дело меняются местами. Сказка заканчивается благополучно,
влюбленные пары соединяются. Но Гофман как будто подмигивает читателю.
Счастье-то счастьем, но жена, хоть и золотистая, да змея. А драгоценный золотой
подарок – прозаический горшок…
Не находя применения
своим талантам, Гофман смиряется, возвращается на нелюбимую свою чиновничью
стезю, получив в 1814 году место в уголовном суде в Берлине, в центре
литературной жизни. Он снова ведет ненавистные судебные дела и спасается вином,
которого требуется все больше и больше. Только оно помогает справляться с
хронической бессонницей. Днем – образцовый немецкий чиновник, точный и
пунктуальный, вечера он проводит в питейных заведениях в общении с писателями-единомышленниками,
романтичными фантазерами, такими же, как он сам: Ф. де ла Мотт Фуке, А. фон
Шамиссо, юристом Ю.Хитцигом, врачом и поэтом Д.Ф.Кореффом и другими. Свой
кружок, главным принципом которого они провозгласили свободу вдохновения и
фантазии и право каждого быть самим собой, они назвали «Серапионовы братья».
Он не спит годами. Но он
нашел, наконец, и лекарство, и спасение, и смысл жизни. Он пишет, пишет ночами
напролёт, воплощает на бумаге свои фантазии, свои страхи, свой смех, создает
шедевры, обогатившие мировую литературу.
Первой опубликованной
книгой Гофмана стала «Фантазии в манере Калло», вышедшая в четырех томах в
1814-1815 годах, когда Гофману было уже 37 лет. В ней и был напечатан «Золотой
горшок». Одна за другой в Берлине
выходят его книги: роман «Эликсиры дьявола» (1816), сборник «Ночные рассказы»
(1817), повесть-сказка «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» (1819),
«Серапионовы братья» (1819-1821), неоконченный роман «Житейские воззрения кота
Мурра вкупе с фрагментами биографии капельмейстера Иоганнеса Крейслера,
случайно уцелевшими в макулатурных листах» (1819-1821), повесть-сказка
«Повелитель блох» (1822).
Его
талант карикатуриста позволил ему самому иллюстрировать свои книги.
Лучшие
сказки и новеллы Э.Т.А. Гофмана написаны в последнее десятилетие его жизни.
Гофмана иногда называют
Босхом от литературы. Как полотна Босха нужно пристально и подробно
рассматривать из-за огромного количества персонажей и различных символических деталей,
так и новеллы Э.Т.А. Гофмана следует читать очень вдумчиво, останавливаясь даже
на самых небольших эпизодах. Потому что каждая из этих новелл состоит из такого
множества слоев, планов и смыслов, что временами кажется, что ты попал в тот
странный зеркальный коридор, который получается при установлении двух зеркал
напротив друг друга. Зеркало – это тоже граница двух миров, обычный
материальный предмет обихода и одновременно – неосязаемое отражение. Прием
зеркального коридора используют в магических ритуалах. Вот и новеллы Гофмана,
как портал в другие измерения, в миры, которые существуют рядом с нами, границы
их размыты, но попасть в них можно только случайно и не всем. Это удивительные
миры – миры наших фантазий.
У Гофмана два типа
фантастики: поэтическая, сказочная и радостная, такая как «Золотой горшок» или
«Щелкунчик», и мрачная фантастика кошмаров, рассказывающая о душевных
отклонениях человека, такая как «Эликсиры сатаны».
Волшебная рождественская
сказка «Щелкунчик и Мышиный король», которой в этом году исполняется 205 лет,
не просто одно из самых лучших творений Гофмана. С нее началась настоящая
детская литература. Сказку, полную чудес, волшебных превращений, магических
предметов, в которой игрушечный уродец Щелкунчик побеждает мышиное войско,
спасает принцессу и становится красавцем, Гофман сочинил для детей своего
друга, Юлиуса Хитцига, Мари и Фрица. Главная фигура этой сказки – волшебник,
умеющий оживлять кукол, соединять времена и пространства, он же советник суда
Дроссельмейер. В нем Гофман изобразил себя, придав ему даже свои внешние черты,
и еще одного очень интересного человека, тоже существовавшего как бы в двух
мирах. В одном мире Теодор фон Гиппель был почтенным бургомистром Кенигсберга,
а в другом – едкий памфлетист, под псевдонимом ехидно обличающий местную знать.
Такой крамолы ему простить не могли, и отправили в отставку.
Во сне ли, наяву или в
зеркальном коридоре происходит действие этой сказки, внутри которой спрятана еще
одна, и в той еще одна, и так далее – мир видимый и осязаемый, и другой,
волшебный и прекрасный мир, открывающийся не каждому. И не надо разгадывать все
секреты этой сказки. Лучше просто наслаждаться ею, следуя за фантазией автора и
превращаясь на время в ребенка, для которого чудо – самая настоящая реальность.
«Безумная сказка»,
«самая юмористическая из всех написанных мною», – говорил сам Э.Т.А. Гофман о
повести-гротеске «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер». Пожалев уродливого
ребенка бедной крестьянки, добрая фея Розабельверде с помощью трех золотых
волосков заколдовала его так, что люди перестали замечать его уродство. Все
значительное и талантливое, сделанное другими, приписывалось крошке Цахесу. За
его дурные поступки наказывали невиновных. Доброе дело превратило жизнь целого
государства в кошмар. Феи тоже получили благодарность от туповатого правителя:
«Всех фей гнать!» И только несколько человек среди всеобщего обожествления
ничтожного существа продолжали видеть в нем то маленькое чудовище, каким он и
был. Конец повести, как и положено доброй сказке, счастливый. Волоски выдрали,
подданные прозрели, злодей утонул в серебряном горшке, все счастливы. А вывод
каждый делает свой. У меня получился такой: даже добрые поступки нельзя
совершать бездумно. Добро может обернуться злом, если к голосу сердца не
добавить еще и голос разума.
Гофман был одним из
самых юмористичных и ироничных писателей в немецкой литературе. Даже в самых
страшных и самых мрачных его сочинениях нагромождения сильных эффектов часто
вызывают не ужас, а почти смех. Гофман никогда не переступает ту границу, где
начинается пародия, но рискованно идет по острой грани между трагедией и
комедией. Иногда за этим смехом он скрывает свое глубокое внутреннее отчаяние.
Его фантазии становились
все причудливее. И сам он делался все эксцентричнее. Причина была во все
большей зависимости его от алкоголя. Действительность представлялась Гофману
бредом и кошмаром. Он напивался до жутких галлюцинаций. Иногда, сидя в кабаке,
начинал рассказывать про «таинственные лучи, которые бывают лазоревыми,
фиолетовыми и золотыми…» Потом спрашивал: «Скажи-ка, друг, а у тебя тоже тело
по ночам светится, а?» Приходя домой, садился и записывал свои видения. Писал о
злых чародеях, темных силах, о дьяволе, готовых завладеть человеком, если тот
дрогнет перед ними и впустит в свою душу тьму. В его сочинениях появлялись
путешественник, не отбрасывающий тени, и бедный художник, который не отражается
в зеркале. Иногда его отравленный алкоголем мозг порождал такие кошмары, что он
будил жену, и та сидела около него с какой-нибудь работой. Так появился сборник
«Ночные рассказы», в который вошли новеллы «Майорат»
и «Песочный человек».
«Песочный человек» – единственная сказка Гофмана, заканчивающаяся трагически. Это
рассказ о том, как пустив в свою душу темные силы, эгоизм, безверие и сомнения,
человек неотвратимо идет к сумасшествию и самоубийству, одному из главных
грехов.
«Житейские воззрения
кота Мурра вкупе с фрагментами биографии капельмейстера Иоганесса Крейслера» стали,
по сути, подведением жизненных итогов. Писатель чувствовал, что силы его
угасают и жизнь уходит. Замысел книги, в которой сплелись все темы новелл и
сказок Гофмана и все особенности его творчества, подарил своему хозяину вполне
реальный кот Мурр, которого подарили ему друзья. Глядя на то, как любопытный и
сообразительный котенок пытается залезть в ящик стола и трогает лапкой рукопись
«Крошки Цахеса», над которой работал тогда Гофман, он решил написать о том, как
кот оценивает мир людей со своей точки зрения. Получилась двухслойная книга –«Крейслериана»
и «Мурриана» под одной обложкой, трагический гротеск, в котором кот пишет свои
записки, перекладывая их страницами из дневника музыканта Иоганнеса Крейслера
вместо промокашек. Так их и напечатал не слишком внимательный издатель,
поставив на записках музыканта пометку «Мак.л.» – макулатурные листы.
 |
| Гофман и Мурр |
Вышедший в 1819 году
первый том «Житейских воззрений» привел общество в недоумение, а форму, в
которой написан роман, оно посчитало неслыханной. Изобразить почтенных людей в
образах котов и собак – это уже политический нигилизм, что недопустимо со
стороны государственного чиновника. Во время работы над вторым томом внезапно
заболел и умер главный герой – любимый кот Гофмана. Книга вышла уже после его
смерти, а задуманный третий том так и не был написан. Летом 1822 года Гофману
поставлен страшный диагноз – прогрессирующий паралич.
Смерть совсем рядом, а он
пишет: «жить, только жить – чего бы это ни стоило!» Гофманиада в его судьбе
продолжалась. Незадолго до тяжелой болезни он отдает в печать свою повесть
«Повелитель блох», в которой карикатурно изобразил полицай-директора Кампца, да
еще и посмел использовать при этом настоящие документы. Практически
неподвижного, страдающего от мучительной боли Гофмана привлекают к суду, и
только смерть 25 июня 1822 года избавляет его от тюремного заключения. Остался
неисполненным его замысел написать роман о верной жене Михалине. Вместо романа
он оставил ей одни долги. Имущество Гофмана было распродано с торгов. И только
один из кредиторов – владелец винного погребка, в котором часто проводил время
Эрнст Теодор Амадей, простил все его долги, потому что именно Гофман сделал
этот простенький кабачок самым популярным местом в округе.
Соотечественники не
сразу оценили Э.Т.А. Гофмана. Его творения вызывали у них недоумение. Они
чувствовали скрытое коварство его новелл и не знали, как к ним относиться. Даже
Гейне писал, что его творчество «вопль тоски в двадцати томах».
А вот в России этот
сложный и самобытный писатель с его смешением фантастики и реальности, смешного
и трагического, с красочным и многозвучным миром его книг был принят сразу и
безоговорочно. Гротескный, нелепый мир Гофмана очень совпадал с несуразностями
русской жизни. Прихотливая игра его ума увлекла не одного русского литератора. Его
творчеством был очарован А.С. Пушкин. В его библиотеке было полное собрание
сочинений Гофмана во французских переводах. Сопоставление «Пиковой дамы» с
Гофманом напрашивается само, и пушкинистика мимо этого не прошла. Гофмановские
мотивы звучат и в «Гробовщике». Гоголь и Гофман близки как художники с мощным
воображением и фантазией, создавшие свой особый художественный мир, в котором
тема маленького человека стала главной.
В.Ф. Одоевского после
появления его «Пестрых сказок» стали называть «Гофман II», или «русский
Гофман».
По свидетельству
Белинского, Гофмана читал Лермонтов, сидя под арестом на гауптвахте.
Кюхельбеккер не расставался с томиком Гофмана в Шлиссельбургской крепости.
Страстный поклонник Гофмана Ф. М. Достоевский перечитывал его и в подлиннике, и
в русском переводе. Белинский удивлялся, почему Европа не ставит «гениального»
Гофмана рядом с Шекспиром и Гёте. Одним из переводчиков Гофмана был русский
философ В. Соловьев.
В русских литературных
салонах разговоры о Гофмане, импровизации на гофмановские сюжеты были очень
популярны. Имя и биография писателя обрастали нелепыми слухами: « …он не умер, перебрался в Россию, что не так
давно видели его на балу у генерал-губернатора. Вальсировал он с его дочерью и
так хорошо смеялся. Пытался дирижировать оркестром, а из кармана у него
сыпались золотые червонцы…» На это В.П. Боткин заметил: «...Мало ли штук делал он в жизнь свою; кем он
не был: и юристом, и демократом, и журналистом, и живописцем. Отчего же не быть
ему русским литератором?»
 |
| Памятник Гофману в Бамберге |
Тень Гофмана, осенив собой век XIX в России, плавно переместилась в век XX. Его влияние на себе испытали Кузмин, Хармс, Ремизов, Набоков, Булгаков. Маяковский в своих стихах вспоминает «небесного Гофмана». Ахматова выбрала его в провожатые:
Вечерней порою
Сгущается мгла.
Пусть Гофман со мною
Дойдет до угла.
Он знает, как гулок
Задушенный крик
И чей в переулок
Забрался двойник.
В 1921 году М.Зощенко, Вс.Иванов,
В. Каверин, Л. Лунц, К.Федин, Н. Тихонов объединились в сообщество литераторов,
которое в честь Гофмана назвали «Серапионовы братья».
Гофмановская традиция в
русской литературе продолжается. В зарубежном литературоведении даже появился
термин «русские гофманисты».
Из гофмановской «шинели»
вышли Эдгар По, Бодлер, Ирвинг и Готорн. А жанров фэнтези и хоррор без Гофмана,
наверное, просто бы не существовало.
 |
| Памятник «Э. Т. А. Гофман. Двойственность внутреннего мира» в Светлогорске (Калининградская обл) |
Интерес к творчеству
Эрнста Теодора Вильгельма, одному из ярких явлений литературы XIX века, не
ослабевает и в веке XXI. Образы, созданные игрой ума Гофмана, и сейчас живут на
сценах театров, в кинематографе, в живописи, в музыке, в библиотеках. И кто
знает, где еще. Поэтому, покупая на рынке морковку, присмотритесь внимательнее,
не тетка ли это Рауэр со своей корзиной. А девица-секретарь, отвечающая вам
сквозь зубы на ваш вопрос – это же наверняка механическая Олимпия. И не
забудьте проверить на всякий случай, нет ли у вашего избранника трех золотых
волосков в его растрепанной шевелюре. Мало ли что…
Список использованной литературы:
Киреев, Р. Т. Поговорим
о странностях любви / Р. Т. Киреев. - Москва : АСТ : Астрель : Олимп, 2000. -
495 с.
Виткоп-Менардо, Г. Э. Т.
А. Гофман сам свидетельствующий о себе и о своей жизни : (с приложение
фотодокуметов и других иллюстраций) / Габриэль Виткоп-Менардо ; перевод с
немецкого [О. Мичковского]. - Челябинск : Урал LTD, 1998. - 319, [1] с. : ил.,
портр. - (Биографические ландшафты).
Гиленсон, Б. А. История
зарубежной литературы XIX века : учебное пособие для студентов учреждений
высшего профессионального образования / Б. А. Гиленсон. - Москва : Академия,
2012. - 383, [1] с. : портр., табл.
Э. Т. А. Гофман : Жизнь
и творчество. Письма, высказывания, документы: пер. с нем. / [предисл. А.
Карельского, коммент. Н. Литвинец] ; сост., авт. предисл., послесл. и вступ.
текстов к разделам К. Гюнцель. - Москва : Радуга, 1987. - 463 с.
Карельский, А. В. От
героя к человеку : два века западноевропейской литературы / А. В. Карельский. -
Москва : Советский писатель, 1990. - 400 с. : портр.
Лейтес, Н. С. От
"Фауста" до наших дней : из истории немецкой литературы : книга для
учащихся старших классов / Н. С. Лейтес. - Москва : Просвещение, 1987. - 223 с.
: ил
Луков, В. А. История
литературы. Зарубежная литература от истоков до наших дней : учеб. пособие для
вузов / Вл. А. Луков ; Международ. акад. наук пед. образования. - 6-е изд.,
стер. - Москва : Academia, 2009. - 510, [1] с. - (Высшее профессиональное
образование) (Педагогические специальности
https://etagofman.narod.ru/muz/guembesbuchanan2-08.mp3
Читайте также
«Щелкунчик» – особенный спектакль: Гофман и театр
Комментариев нет
Отправить комментарий