Товарищ Комсомол
Не только по страницам добрых книг
Тебя я знаю, доблестная молодость.
Я сердцем к сердцу твоему приник
И, кажется, услышал в этот миг
И грохот пушек, и удары молота.
В твоих рядах и воин, и кузнец,
Твои шаги сегодня слышу в поле я.
Горят и бьются тысячи сердец,
Отважных, верных, пламенных сердец,
В твоем огромном сердце, Комсомолия!
В большую жизнь с порога шумных школ
Уводят нас пути-дороги разные
Но все равно, куда бы я ни шел,
Моя судьба, товарищ комсомол,
С твоей судьбой навеки будет связана.
Сегодня вновь заветное — «даешь!»
Звучит паролем радостного поиска.
Метет ли снег, сечет ли землю дождь,
Я буду там, куда ты позовешь
Меня, моя дорога комсомольская!
К Ибряев
Баллада о русских
мальчишках
Разве можно забыть этих русских мальчишек,
Пареньков, для которых был домом завод?
В старых кепках отцовских, в тряпье пиджачишек
Уходили мальчишки в семнадцатый год.
В грудь им пушки глядят, вслед им ветер ревет...
Так встречает мальчишек семнадцатый год.
Глядит Революция, очи суровы:
— Откуда вы, кто вы,
На что вы готовы? —
В ответ поднимались упрямые руки:
— Готовы на подвиг,
Готовы на муки,
На радость летящих навстречу огней,
На голод, на холод могильных камней.
Готовы на всё
Ради завтрашних дней.
Год за годом заря над землею вставала,
Поднималась Россия, забыв о былом.
И любовью мальчишек своих баловала,
Как могла, согревала на сердце своем.
Только вдруг сорок первый ударил огнем,
Подпоясал мальчишек солдатским ремнем.
Глядит на них Родина, очи суровы:
— Откуда вы, кто вы,
На что вы готовы?
В ответ поднимались отважные руки:
— Готовы на битву,
На годы разлуки,
Готовы на радость победных огней,
На голод, на холод могильных камней.
Готовы на все
Ради завтрашних дней.
А теперь молодежь поднимает ракеты, —
Всё, что можно желать, ей Отчизна дала.
Но с чужих полигонов бессонной планеты
Смерть грозит уничтожить всю землю дотла.
Пепел атомных бурь раскален добела, —
Как нам сделать, мальчишки, чтоб юность жила?
Зовет их История, очи суровы:
— Откуда вы, кто вы,
На что вы готовы? —
В ответ поднимаются сильные руки:
— Всю землю большую
Берем на поруки.
Родная планета, цвети, зеленей!
Мы любим тебя в переливах огней.
Мы сделаем всё
Ради жизни твоей,
Ради завтрашних дней.
Лев Ошанин
Вперед!
Комсомол! Это слово вошло
вместе с вешним рассветом,
Вместе с громом железа,
вместе с плавками первых
строительных дней.
Комсомол!
Это слава и честь,
и энергия всех пятилеток…
Комсомол! Подвиг твой
в золотые записан скрижали —
Ты на стройках опять,
ты в далеких сибирских краях!
Вот какая ты юность
советская наша,—
нет предела тебе,
рожденной
в Октябрьской заре!
У одних началась ты
в просторных цехах Ростсельмаша,
У других на Алтае,
на Волге, на Ангаре.
За тобой, Комсомол, по-отечески
Партия смотрит —
Ты равняешь свои боевые ряды.
На широкой груди у тебя —
за орденом орден,
За геройство,
за мужество, за труды!
Комсомол!
Наша вечная юность
и вечное пламя —
Молодой, огневой,
веселый народ!
Над тобой, Комсомол,
зовущее Красное знамя,
Слово Ленина —
Слово партии нашей — Вперед!
А. Софронов
Комсомолом гордится страна
Комсомол возводил города,
Зажигал огоньки Днепростроя.
Для себя тишины и покоя
Не искал Комсомол никогда.
Комсомолом гордится страна,
И горят, как рассветы России,
Боевые его ордена
И его ордена трудовые.
Комсомолом гордится страна!
Он солдатом прошел всю войну,
Прикрывая Отчизну собою,
Рвался в небо, спускался в забои
И в степи распахал целину.
Комсомол — работяга, поэт,
И свою краснозвездную славу
От людей заслужил он по праву
В вихре лет, героических лет!
М. Пляцковский
Твоя молодость
Будет вечер — тихо и сурово
О военной юности своей
Ты расскажешь комсомольцам новым —
Сыновьям и детям сыновей.
С жадностью засмотрятся ребята
На твоё солдатское лицо,
Так же, как и ты смотрел когда-то
На седых будённовских бойцов.
И с прекрасной завистью, с порывом
Тем, которым юные живут,
Назовут они тебя счастливым,
Сотни раз героем назовут.
И, окинув памятью ревнивой
Не часы, а весь поток борьбы,
Ты ответишь:
— Да, я был счастливым.
Я героем в молодости был.
Наша молодость была не длинной,
Покрывалась ранней сединой.
Нашу молодость рвало на минах,
Заливало таллинской водой.
Наша молодость неслась тараном —
Сокрушить германский самолёт.
Чтоб огонь ослабить ураганный —
Падала на вражий пулемёт.
Прямо сердцем дуло прикрывая,
Падала, чтоб Армия прошла…
Страшная, неистовая, злая —
Вот какая молодость была.
А любовь — любовь зимою адской,
Той зимой, в осаде, на Неве,
Где невесты наши ленинградские
Были не похожи на невест...
Лица их — темней свинцовой пыли,
Руки — тоньше, суше тростника…
Как мы их жалели, как любили.
Как молились им издалека.
Это их сердца неугасимые
Нам светили в холоде, во мгле.
Не было невест еще любимее,
Не было красивей на земле.
…И под старость, юность вспоминая,
— Возвратись ко мне,— проговорю.—
Возвратись ко мне опять такая,
Я такую трижды повторю.
Повторю со всем страданьем нашим,
С той любовью, с тою сединой,
Яростную, горькую, бесстрашную
Молодость, крещённую войной.
О. Берггольц
Юность
Стала легендою, знаменем, песней,
рвущейся в завтрашние просторы,
юность дружинников Пресни,
юность матросов «Авроры»,
Низко склонялась над картой, над книгой,
чубом то чёрным, то русым
юность отважных комбригов,
и комиссаров безусых,
Шахты, заводы в снегах вырастали;
Путь открывался не узок, не мелок.
Мы комсомольцами бывшими стали —
юность всё так же гремела;
с тем же упрямством своим неустанным
в бури таёжные, брови не хмуря,
рыла первые котлованы
города юности на Амуре;
землю пахала, училась юность,
резала сталь, бинтовала раны,
бой приняла в тот рассвет в июне,
в танках горела, шла на тараны.
Юность к ребятам нагрянет быстро
и поведёт по дороге верной,
если в ней будет хоть искра
юности той бессмертной.
С. Щипачёв
Запишите меня в комсомол
На далёкой гражданской отец твой
Шёл в огонь, не боясь ничего.
И твоё вдруг закончилось детство,
Когда пуля сразила его.
И тогда повзрослевшей походкой
Ты в райком на рассвете пришёл.
И сказал деловито и чётко:
«Запишите меня в комсомол».
Поднималась страна из разрухи,
И, как воздух, нужны были ей
И сердца, и горячие руки
Самых смелых девчат и парней.
И оставив родную калитку,
Ты с котомкой из дома ушёл
И сказал, прикатив на Магнитку:
«Запишите меня в комсомол».
Был ты парень весёлый и бравый
Не боялся ни бомб, ни штыков,
Ты упал за лихой переправой
До Победы за десять шагов.
Командир, взяв записку простую,
Сняв помятую каску, прочёл:
«Если в этом бою упаду я,
Запишите меня в комсомол!».
Сколько раз на вершины крутые
Комсомол в наступление шёл.
И опять говорят молодые:
«Запишите меня в комсомол!»
В. Котов
Комсомольский билет
Комсомольский билет, комсомольский билет,
Ты у сердца согрет молодого,
Там, где спрятан заветный девичий портрет
Да от матери нежное слово.
Все мечты, все, что было, что будет и есть,
Все, что нас согревает на свете,
Нашей юности цвет, нашей Родины честь -
Все слилось в комсомольском билете.
Пионерских костров золотая зола,
Необъятные наши просторы,
Наша школа, где крепкая дружба росла,
Комсомольские жаркие споры.
Вечеринки, собранья и ночи без сна,
И любовь, и работа большая...
Комсомольский билет - это наша страна,
Это молодость наша родная.
В гимнастерке походной у сердца согрет,
Верный спутник отваги и чести,
Ты на подвиг зовешь, комсомольский билет,
Неустанно вызываешь о мести.
Ты как совесть живая с бойцом говоришь,
Слыша сердца биенье любое,
Прословляешь героев и трусов клеймишь,
Вдохновляешь для смертного боя.
Комсомольцы всегда и везде впереди,
Не дают они клятвы впустую,
Как святыню, они берегут на груди
Комсомольскую книжку простую.
Без победы ни жизни, ни радости нет,
Ни свободы, ни дома родного...
Комсомольский билет, ты у сердца согрет,
Ты у сердца согрет молодого!
В. Лебедев-Кумач
В райкоме
Сегодня в райкоме сказали мне:
— Просим
Отдать
комсомольский билет…
Ну что же, все правильно —
мне двадцать восемь,
Уже двадцать восемь лет.
Ну что ж, я всегда подчинялась Уставу,
Ну что ж, возражений нет.
А грустно…
Все это понятно, право…
Возьми, секретарь, билет.
…Ты знал меня
дерзкой, упрямой, весёлой.
Веснушки.
Насмешливый взгляд.
Простая девчонка
из средней школы,
Одна из обычных девчат.
До срока
окончились школьные годы.
Ты слышишь?
Орудья гремят.
Я стала
бойцом комсомольского взвода,
Одним из обычных солдат.
Билет пронесла я
сквозь ночь отступленья,
По ужасу минных полей.
Мне в сердце смотрел,
чуть прищурившись, Ленин,
И сердце стучало смелей.
Всегда согревать моё сердце будет
Внимательный ленинский взгляд.
Поэтому сердце года не остудят,
Хоть быстро они летят.
Я вижу,
как входит в райком комсомола,
Дыхание затая,
Простая девчонка
из средней школы —
Вечная юность моя.
Ю. Друнина
Наш комсомольский горком
Я — из тех горожан, у которых
в первый раз — под Магнитной горой
юность в сердце зажглась, будто порох,
и просилась у Партии в строй.
Вместе с нами в палатке, как дома,
со штабным телефонным звонком,
ни на час по примеру Парткома
не смолкал комсомольский Горком.
С каменистого дна котлованов,
с тяжким грузом работ и забот,
день и ночь по ступенечкам планов
поднимались мы, строя завод.
Наше — с ленинским профилем — знамя,
становя во дворе заводском,
зяб ты с нами и парился с нами
на ветру, комсомольский Горком.
В пору фронта, не мысля о тыле,
промедление ставя в вину,
словно в песне и мы уходили...
Комсомольцы твои... На войну!..
Сгоряча не жалеющих силы,
нас, порою обжатых врагом,
будто чудом — спасал от могилы
твой металл, комсомольский Горком.
Тылом битвы, как видно, недаром
оставался ты, мир сторожа.
Был строителем. Стал сталеваром.
Стал броней для своих горожан.
Не стареет душа в человеке,
если шел он с тобой прямиком...
Побратался ты с нами навеки,
дорогой комсомольский Горком.
Сколько душ снарядил ты в дорогу,
вывел к Партии — в люди, в бои!
И, сменяясь в рядах понемногу,
молодеют отряды твои.
Значит, здравствуй на радость и славу,
в каждом сердце гори огоньком,
молодой, но партийный по нраву,
старый друг, комсомольский Горком.
Б. Ручьёв
* * *
Солнцу и ветру навстречу,
На битву и доблестный труд,
Расправив упрямые плечи,
Вперёд комсомольцы идут!..
Те, кто тревог не боится,
Кто сердцем дорогу нашёл,
Кто смело к победе стремится, —
Такие идут в комсомол…
Л. Ошанин
Павшим
Весь под ногами шар земной.
Живу. Дышу. Пою.
Но в памяти всегда со мной
погибшие в бою.
Пусть всех имен не назову,
нет кровнее родни.
Не потому ли я живу,
что умерли они?
Была б кощунственной моя
тоскливая строка
о том, что вот старею я,
что, может, смерть близка.
Я мог давно не жить уже:
в бою, под свист и вой,
мог пасть в соленом Сиваше
иль где-то под Уфой.
Но там упал ровесник мой.
Когда б не он, как знать,
вернулся ли бы я домой
обнять старуху мать.
Кулацкий выстрел, ослепив,
жизнь погасил бы враз,
но был не я убит в степи,
где обелиск сейчас.
На подвиг вновь звала страна.
Солдатский путь далек.
Изрыли бомбы дочерна
обочины дорог.
Я сам воочью смерть видал.
Шел от воронок дым;
горячим запахом металл
запомнился живым.
Но все ж у многих на войне
был тяжелее путь,
и Черняховскому - не мне -
пробил осколок грудь.
Не я - в крови, полуживой,
растерзан и раздет,-
молчал на пытках Кошевой
в свои шестнадцать лет.
Пусть всех имен не назову,
нет кровнее родни.
Не потому ли я живу,
что умерли они?
Чем им обязан - знаю я.
И пусть не только стих,
достойна будет жизнь моя
солдатской смерти их.
С. Щипачев
Память юности
По-прежнему
Зори алеют
И старые песни годятся...
Отцы незаметно стареют
И прожитой жизнью
Гордятся.
И знамя судьбы поколений
По-прежнему
Свято проносит
Бессменный страны знаменосец
И смерти не знающий
Ленин!
И пасмурными ночами
По-прежнему
Снятся героям
Буденновские тачанки
И тачки Магнитостроя.
По-прежнему
Снятся окопы,
Клинки и разрывы снарядов.
Атаки —
Под Перекопом,
Окопы —
Под Сталинградом!..
Отцы незаметно стареют,
Сыны постепенно мужают...
Сегодня
Враги не звереют
И, кажется, не угрожают.
Они за дискуссии, споры.
И часто себя утешают:
С детьми, мол,
Мы справимся скоро,
Вот только отцы их мешают.
Они понимают,
Что силу
Мы страшною силою били.
Им важно, чтоб дети России
О прошлом своем позабыли.
Чтоб лихо
Сыны комиссаров,
Не помня отцовских заветов,
Под музыку вражью плясали,
Свою забывая при этом.
Им важно,
Чтоб мы забывали
О крови, что ярко алела,
О тех, что ее проливали
В борьбе за рабочее дело.
Чтоб мы забывали, к примеру,
Все то,
Чем когда-то гордились,
Чтоб циники
И маловеры
По вражьим рецептам плодились.
Ну что же!
Бывают такие,
Что верят врагам оголтело. —
Плевать им на славу России,
Плевать на рабочее дело.
Но юности снится ночами
Бессмертная слава героев —
Буденновские тачанки
И тачки Магнитостроя.
Отцовские снятся окопы,
Клинки и разрывы снарядов.
Атаки —
Под Перекопом,
Окопы —
Под Сталинградом.
В. Фирсов
18-20-е
Товарищ комсомол
В папахе и обмотках
на съезд на первый шел
решительной походкой
российский комсомол.
Его не повернули,
истраченные зря,
ни шашки и ни пули
того офицерья.
О том, как он шагает,
свою винтовку сжав,
доныне вспоминают
четырнадцать держав.
Лобастый и плечистый,
от съезда к съезду шел
дорогой коммунистов
рабочий комсомол.
Он только правду резал,
одну ее он знал.
Ночной кулак обрезом
его не задержал.
Он шел не на потеху
в победном кумаче,
и нэпман не объехал
его на лихаче.
С нелегкой той дороги,
с любимой той земли
в сторонку лжепророки
его не увели.
Ему бывало плохо,
но он, упрям и зол,
не ахал и не охал,
товарищ комсомол.
Ему бывало трудно —
он воевал со злом
не тихо, не подспудно,
а именно трудом.
Тогда еще бездомный,
с потрескавшимся ртом,
сперва он ставил домны,
а домики — потом.
По правилам науки
крестьянско-заводской
его пропахли руки
железом и землей.
Веселый и безусый,
по самой сути свой,
пришелся он по вкусу
Отчизне трудовой.
Я. Смеляков
Комсомольская песня
Мальчишку шлепнули в Иркутске.
Ему семнадцать лет всего.
Как жемчуга на чистом блюдце,
Блестели зубы у него.
Над ним неделю измывался
Японский офицер в тюрьме,
А он все время улыбался:
Мол, ничего «не понимэ».
К нему водили мать из дому.
Водили раз, водили пять.
А он: «Мы вовсе незнакомы!..»
И улыбается опять.
Ему японская «микада»
Грозит, кричит: «Признайся сам!..»
И били мальчика прикладом
По знаменитым жемчугам.
Но комсомольцы на допросе
Не трусят и не говорят!
Недаром красный орден носят
Они пятнадцать лет подряд.
… Когда смолкает город сонный
И на дела выходит вор,
В одной рубашке и кальсонах
Его ввели в тюремный двор.
Но коммунисты на расстреле
Не опускают в землю глаз!
Недаром люди песни пели
И детям говорят про нас.
И он погиб, судьбу приемля,
Как подобает молодым:
Лицом вперед,
Обнявши землю,
Которой мы не отдадим!
И. Уткин
Девятнадцатый год
П.Антокольскому
Парни нецелованные гибнут
С удивленной детскостью в глазах.
И играю яростные гимны
Оркестранты в рваных сапогах.
Нас на дыбе губили.
Нас бросали в острог.
…Бьют копыта кобыльи
В перехлесты дорог.
На бахчах в Богучарах
Сымут с нас сапоги.
…Эх, станковый с тачанки,
Сыпани, сыпани!
Так по коням, по коням!
Вьются шляхи ужьем.
Эскадроны – по коням!
Батальоны – в ружье!
Ох, июльское лихо?
Пулевая гульба!
Занялась Завалиха?
И в огне Бугульма.
Как полночное диво,
Пляшет месяц в дыму.
…Убивают комдива,
Девятнадцать ему.
Девятнадцать неполных,
как неконченый бой.
О Россия! Запомни
Эту раннюю боль!
О, Россия? Россия
В переплясе зарниц!
Полыхают разрывы
От границ до границ.
Так по коням, по коням,
Коли злость горяча!
И по царским погонам
Мы рубаем сплеча.
…А комдиву в двадцатом
Перекоп уж не брать.
О, как трудно ребятам
До зари умирать!
И звезда над комдивом
В три накала горит.
И гремит над комдивом,
Как салют, динамит.
Так по коням, по коням!
Мы идем под огнем.
Мы их в море загоним.
Мы их в землю вобьем!
Наша песнь не допета.
Нас никто не предаст.
И, как бурки, рассветы
За плечами у нас.
И. Волгин
Песня
Ночь стоит у взорванного моста,
Конница запуталась во мгле...
Парень, презирающий удобства,
Умирает на сырой земле.
Теплая полтавская погода
Стынет на запекшихся губах,
Звезды девятнадцатого года
Потухают в молодых глазах.
Он еще вздохнет, застонет еле,
Повернется на бок и умрет,
И к нему в простреленной шинели
Тихая пехота подойдет.
Юношу стального поколенья
Похоронят посреди дорог,
Чтоб в Москве еще живущий Ленин
На него рассчитывать не мог.
Чтобы шла по далям живописным
Молодость в единственном числе...
Девушки ночами пишут письма,
Почтальоны ходят по земле.
М. Светлов
Гренада
Мы
ехали шагом,
Мы
мчались в боях,
И «Яблочко»-песню
Держали
в зубах.
Ах,
песенку эту
Доныне
хранит
Трава
молодая -
Степной
малахит.
Но
песню иную
О
дальней земле
Возил
мой приятель
С
собою в седле.
Он
пел, озирая
Родные
края:
«Гренада,
Гренада,
Гренада
моя!»
Он
песенку эту
Твердил
наизусть...
Откуда
у хлопца
Испанская
грусть?
Ответь,
Александровск,
И,
Харьков, ответь:
Давно
ль по-испански
Вы
начали петь?
Скажи
мне, Украйна,
Не в
этой ли ржи
Тараса
Шевченко
Папаха
лежит?
Откуда
ж, приятель,
Песня
твоя:
«Гренада,
Гренада,
Гренада
моя»?
Он
медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
-
Братишка! Гренаду
Я в
книге нашел.
Красивое
имя,
Высокая
честь -
Гренадская
волость
В
Испании есть!
Я хату
покинул,
Пошел
воевать,
Чтоб
землю в Гренаде
Крестьянам
отдать.
Прощайте,
родные,
Прощайте,
друзья -
«Гренада,
Гренада,
Гренада
моя!»
Мы
мчались, мечтая
Постичь
поскорей
Грамматику
боя -
Язык
батарей.
Восход
подымался
И
падал опять,
И
лошадь устала
Степями
скакать.
Но «Яблочко»-песню
Играл
эскадрон
Смычками
страданий
На
скрипках времен...
Где
же, приятель,
Песня
твоя:
«Гренада,
Гренада,
Гренада
моя»?
Пробитое
тело
Наземь
сползло,
Товарищ
впервые
Оставил
седло.
Я
видел: над трупом
Склонилась
луна,
И
мертвые губы
Шепнули
«Грена...»
Да. В
дальнюю область,
В
заоблачный плес
Ушел
мой приятель
И
песню унес.
С тех
пор не слыхали
Родные
края:
«Гренада,
Гренада,
Гренада
моя!»
Отряд
не заметил
Потери
бойца,
И «Яблочко»-песню
Допел
до конца.
Лишь
по небу тихо
Сползла
погодя
На
бархат заката
Слезинка
дождя...
Новые
песни
Придумала
жизнь...
Не
надо, ребята,
О
песне тужить.
Не
надо, не надо,
Не
надо, друзья...
Гренада,
Гренада,
Гренада
моя!
М. Светлов
Песня о Каховке
Каховка, Каховка — родная винтовка...
Горячая пуля, лети!
Иркутск и Варшава, Орел и Каховка —
Этапы большого пути.
Гремела атака, и пули звенели,
И ровно строчил пулемет...
И девушка наша проходит в шинели,
Горящей Каховкой идет...
Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались,
Как нас обнимала гроза?
Тогда нам обоим сквозь дым улыбались
Ее голубые глаза...
Так вспомним же юность свою боевую,
Так выпьем за наши дела,
За нашу страну, за Каховку родную,
Где девушка наша жила...
Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
М. Светлов
30-е
Энтузиасты первых пятилеток
Под шум станков и грохот вагонеток
Они пришли из жизни трудовой –
Энтузиасты первых пятилеток,
Калейдоскоп истории живой.
В них было всё – и молодость, и сила,
В них был напор и к подвигу порыв.
Страна героев бережно растила,
Им все свои сокровища открыв.
Пилоты, трактористы и шахтёры,
Не смевшие о славе и мечтать,
Они могли бы с места сдвинуть горы
И реки повернуть могли бы вспять.
Стояли по две смены за станками
Те юноши и девушки порой.
Магнитка поднималась их руками,
А так же – Днепрогэс и Метрострой.
Полярники, спортсмены, горновые,
Свинарки, сталевары, слесаря –
Они трудом прославились впервые,
Стране рекорды первые даря.
Чем жил народ, то каждого касалось,
Опорою была родная власть.
И Время – им по росту оказалось,
А юность их – ко Времени пришлась.
Остались в кинокадрах, на портретах,
Затем, чтоб рядом с нами быть всегда,
Энтузиасты первых пятилеток,
Застрельщики ударного труда.
М. Пляцковский
Рабфаковке
Барабана тугой удар
Будит утренние туманы, —
Это скачет Жанна д’Арк
К осажденному Орлеану.
Двух бокалов влюбленный звон
Тушит музыка менуэта, —
Это празднует Трианон
День Марии-Антуанетты.
В двадцать пять небольших свечей
Электрическая лампадка, —
Ты склонилась, сестры родней,
Над исписанною тетрадкой...
Громкий колокол с гулом труб
Начинают «святое» дело:
Жанна д’Арк отдает костру
Молодое тугое тело.
Палача не охватит дрожь
(Кровь людей не меняет цвета), —
Гильотины веселый нож
Ищет шею Антуанетты.
Ночь за звезды ушла, а ты
Не устала, — под переплетом
Так покорно легли листы
Завоеванного зачета.
Ляг, укройся, и сон придет,
Не томися минуты лишней.
Видишь: звезды, сойдя с высот,
По домам разошлись неслышно.
Ветер форточку отворил,
Не задев остального зданья,
Он хотел разглядеть твои
Подошедшие воспоминанья.
Наши девушки, ремешком
Подпоясывая шинели,
С песней падали под ножом,
На высоких кострах горели.
Так же колокол ровно бил,
Затихая у барабана...
В каждом братстве больших могил
Похоронена наша Жанна.
Мягким голосом сон зовет.
Ты откликнулась, ты уснула.
Платье серенькое твое
Неподвижно на спинке стула.
М. Светлов
Пятнадцать лет спустя
Памяти одного из первых
комсомольцев —
товарища Шпиндяка, убитого
кулаками.
Мы — солидные люди,
Комсомольцы двадцатого года.
Моль уже проедает
Походные наши шинели...
Мы с детства знакомы
С украинской нашей природой,
Мы знаем,
Как выглядит тополь
После дождя и шрапнели.
На минуту представьте себе
Вечера близ Диканыш,
И закаты по Гоголю,
И махновца на пьяной тачанке,
Паровозного кладбища
Оледенелые трубы,
И раскрытое настежь
Окно комсомольского клуба...
Бригадиры побед,
Мы по праву довольны судьбою,
На других поколеньях
Свои проверяя года.
Не сбавляя паров,
Грохоча биографией боя,
Мы идем в нашу старость,
Как входят в туннель поезда...
Давайте вспомним
Всё, что нам знакомо.
Давайте снова
Проверять посты,
Руководимые
Секретарем губкома,
Украинцем
Огромным и простым.
Он вел романтику,
Как лошадь,
За собой —
Накормленной,
Оседланной,
Послушной.
Она, пришпоренная,
Мчалась в каждый бой,
Потом покорно
Шла к себе в конюшню.
Казармами,
Вокзалами,
Степями
Молодежь
Расставила пикеты,
Благословляема
Четырьмя ветрами
И пятью
Частями света.
Так накоплялся
Боевой багаж
Побед,
И поражений,
И подполья,
Так начинался
Комсомольский стаж
Товарищей —
Участников Триполья.
Не забудем их,
Лицо в лицо
Видевших и жизнь,
И смерть,
И славу.
Не забудем
Наших мертвецов, —
Мы на это
Не имеем права!
Пусть они
Напомнят нам о сроках,
Юность вызывающих на бой,
Пусть они
Пройдут сквозь эти строки,
Жалуясь на раны
И на боль.
Вот они
Являются ко мне
В тесных коридорах общежитий.
Я их поведу
По всей стране,
Чтобы показать им:
— Вот! Смотрите!
Сколько молодости
У страны!
Сколько свежих
Комсомольских сил!
Этот паренек
Из Чухломы
Нас уже давно опередил.
Эта девушка
Из Ленинграда
Первой в цехе
Снижает брак.
Посмотри
На ее бригаду!
Поздоровайся с ней,
Шпиндяк!
Это молодость наша встала!
Это брызжет
В десятках глаз
Весь огонь
Твоего запала,
Перемноженный
Сотни раз!..
Дышит время
Воздухом веселым,
И пути широкие легли,
И горит вовсю
Над Комсомолом
Солнце,
Под которым мы росли.
М. Светлов
Наше время
Мы жаркою беседой согревались,
Мы папиросным дымом одевались
И у «буржуйки» сиживали так.
Покой до боли был невероятен,
А дым отечества и сладок и приятен,
Окутавший наш проливной барак.
Он сбит в осенней непогоде вязкой
С обычной романтической завязкой:
В лесу, в дождях, в надежде и дыму.
Я потому об этом вспоминаю,
Что лучшего я времени не знаю
По силе чувства, равному ему.
Какое это было время, дети!
Мы жили в тьме и вместе с тем на свете,
На холоде у яростных костров.
Мы спали под открытым небом, в доме,
В кабине экскаватора и громе
Неугомонных наших тракторов.
Мы по утрам хлебали суп из сечки,
Приветливо дымящийся на печке,
И были этим сыты до зари.
Мы думали о вредности излишеств,
Роскошнее не ведали из пиршеств,
Как с чаем подслащенным сухари.
Когда фундамент первый заложили,
От счастья замерли, а, впрочем, жили
Невероятно гордые собой.
Мы день кончали песней, как молитвой,
Работу нашу называли битвой.
И вправду, разве это был не бой?!
Я не могу вам передать эпохи,
Нужны не те слова, а эти плохи,
Я лучше случай расскажу один.
Пришел сентябрь — в округе первый медник.
Надел он свой протравленный передник,
В его руках паяльник заходил.
Уже леса покрылись медным цветом,
Последняя гроза прощалась с летом,
Стремительнее двигалась вода,
А тут еще нагрянул дождь-подстёга.
Рекою стала главная дорога.
Так с непогодой к нам пришла беда.
Вода в плотину бешено вгрызалась,
Всю вражескую ненависть, казалось,
Она в себя вобрала в эту ночь.
Как мы тогда стремительно бежали,
Как выросли в ту ночь и возмужали,
Готовые погибнуть, но помочь!
К утру, измотанные трудным боем,
Мы поняли, что мы чего-то стоим.
Мы вышли победителем ее.
Белье сухое показалось негой,
А дом из досок — сладостным ночлегом,
Геройской славой — наше бытие.
Л. Вилкомир
Я вызываю
Меня с нетерпением ждёт страна,
Послать меня хочет туда,
Где плачет дисковая борона
И грузно идут стада.
Там в поле на солнце искрится сталь…
Комбайны ползут стоногие…
А у меня ещё два «хвоста»:
По анатомии и гистологии.
А я большевистские темпы сдал,
К учёбе немного остыл –
Сегодня на двадцать минут опоздал,
Вчера полчаса пропустил.
Так нет же! Пламенем жжёт меня стыд.
Гудки пятилетки взывают.
Я ликвидирую эти «хвосты»,
Ликвидирую и вызываю.
Я вызываю своих друзей,
Таки же, как я, «хвостатых»:
– Давайте в старинный сдадим музей
Обломовских темпов латы! –
Я слышу, как бурей шумит институт.
И гул раздаётся ответный:
– Товарищ! Дни пятилетки идут,
Октябрьские дуют ветры.
Заводы грохочут в отблесках сизых,
Нервы натянуты, как струна.
Товарищ студент! Принимай же вызов,
Тебя с нетерпением ждёт страна!
С. Чекмарёв
Песня о брезентовой палатке
Мы жили в палатке
с зеленым оконцем,
промытой дождями,
просушенной солнцем,
да жгли у дверей
золотые костры
на рыжих каменьях
Магнитной горы.
Мы жили в палатке,
как ветер, походной,
постели пустели
на белом восходе,
буры рокотали
до звездной поры
в нетронутых рудах
Магнитной горы.
А мы приходили,
смеялись и жили.
И холод студил нам
горячие жилы.
Без пляски в мороз
отогреться невмочь,
мы жар нагоняли
в походную ночь.
А наш гармонист
подыграл для подмоги,
когда бы не стыли
и руки и ноги;
озяб гармонист
и не может помочь,
озябла двухрядка
в походную ночь.
Потом без гудка
при свинцовом рассвете
мы шли на посты
под неистовый ветер
большим напряженьем
ветра превозмочь
упрямей брезента
в походную ночь.
А мы накалялись
работой досыта,
ворочая скалы
огнем динамита.
И снова смеялись —
от встречи не прочь
с холодной палаткой
в походную ночь.
Под зимним брезентом
в студеных постелях
мы жили и стыли,
дружили и пели,
чтоб нам подымать
золотые костры
нетронутой славы
Магнитной горы.
Чтоб в зареве плавок
сгорели и сгасли,
как гаснут степные
казацкие сказки, —
метельный разгон,
ураганный надрыв
стремительных ветров
Магнитной горы.
Чтоб громкий на версты
и теплый на ощупь,
как солнце, желанный
в походные ночи,
на тысячи створок
окошки раскрыл
невиданный город
Магнитной горы.
Мы жили да знали
и радость и горе,
забрав, будто крепость,
Магнитную гору...
За рудами суши,
за синью морей
красивая слава
грохочет о ней.
Мы жили да пели
о доле рабочей
походною ночью,
холодною ночью...
Каленая воля
бригады моей
на гордую память
осталась о ней.
Мы жили, плясали
без всякой двухрядки
в холодной палатке,
в походной палатке...
На сотни походов,
на тысячи дней
заветная песня
осталась о ней.
Б. Ручьёв
Начало города
Я припомнить всего не могу,
Про костры на ночном берегу,
Про тайгу, что шумела вчера,
И про первый удар топора.
Это - черные гари во мгле
И постель на промокшей земле,
Это - наш балаган у реки
И зеленые тучи мошки.
Было страшно идти, не солгу,
В нелюдимую эту тайгу,
И поймешь ли, почувствуешь ты
Горький привкус амурской шульты?
(Так зовется коричневый сок,
Что в березовых дуплах засох.)
Булку хлеба со свежей кетой
Мы в тайге запивали шультой.
Я припомнить всего не смогу
Про землянки в декабрьском снегу,
Тесноту непрогретую нар
И походный «буржуйки» угар.
Это – в зиму буранов лихих
Полушубок один на двоих,
Это – светлая грусть в тишине
О подруге своей, о жене.
К нашей песне прислушайся ты,
Стань свидетелем нашей мечты.
В новый город она привела,
Чтобы ты в нем счастливо жила!
П. Комаров
Воспоминание о Комсомольске
Мне вспоминаются порой
Березы с черною корой,
Тайги величье ветровое,
Начальный путь моей судьбы —
Дальневосточные дубы
С неопадающей листвою.
Вот по Амуру пароход
Моих товарищей везет.
Гудок. Причал. И ставят сходни.
И мы выходим прямо в лес,
Взяв топоры наперевес, —
Начнется город здесь сегодня!
Вы помните, как хороши
Из хвойных веток шалаши?
Все было в юности легко нам:
Днем еле дышишь от жары,
Всю ночь трезвонят комары
По комариным телефонам.
Костров нанайских горький дым.
Мы на земле остывшей спим.
Что снится нам тревожной ночью?
Прильнув к товарищу плечом,
О чем мечтаем мы? О чем?
Что видят юноши воочью?
(Союзу лишь тринадцать лет,
Ещё метро в помине нет,
Магнитки нет на картах мира,
И Комсомольска шалаши –
Ещё не город – взлёт души
Восторженного бригадира.)
Ты хочешь знать, что снилось нам?
Так побывай сегодня там:
Увидишь город на Амуре...
Е. Долматовский
Песня о Первостроителях
В Комсомольске стоит монумент:
Парень с девушкой, стройки момент...
Сталь, гранит и совсем мало слов:
«Комсомольцам 30-х годов».
Комсомольцы 30-х годов –
Это каждый на подвиг готов,
Это каждый за Родину-мать
Жизнь готов, не рисуясь, отдать.
Комсомольцы 30-х годов –
Это мужество без берегов
На корчевке суровой тайги
И в пути, где не видно ни зги!
Это дружба с лопатой, киркой,
Это в сердце огонь – не покой,
Песни радости, песни труда...
Это в планах сады – города!
Комсомольцы 30-х годов!
Вам - любовь наша, море цветов!
Ах, как жалко, как жалко, что Вас
Так немного осталось средь нас!
В Комсомольске стоит монумент:
Парень с девушкой, стройки момент,
Сталь, гранит и совсем мало слов:
«Комсомольцам 30-х годов».
А. Краснов
Песня о городе юности
Океаном тайга залегла,
Одеваясь в туманы и зори.
Величаво стоят берега –
Боевые хранят их дозоры.
В край далекий, где солнца восход,
Где Амур голубеет меж сопок,
Комсомолия в смелый поход
Шла, знамена вздымая высоко.
Под покровами ночи седой
И в морозы, пургу и метели
Создавали мы город родной,
О боях волочаевских пели.
И стоит он теперь нерушим,
Часовым у восточной границы,
И взлетают, кружатся над ним,
Краснокрылые смелые птицы,
В океаны идут корабли,
Обнимая просторы широко,
Комсомольск - это гордость страны,
Комсомольск - это крепость Востока.
П. Воронин
Лирическое отступление
(Из романа в стихах)
Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.
И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года,
Когда звенела и дымилась,
На берег рухнувши, вода.
Они нас выдумают снова –
Сажень косая, твердый шаг –
И верную найдут основу,
Но не сумеют так дышать,
Как мы дышали, как дружили,
Как жили мы, как впопыхах
Плохие песни мы сложили
О поразительных делах.
Мы были всякими, любыми,
Не очень умными подчас.
Мы наших девушек любили,
Ревнуя, мучаясь, горячась.
Мы были всякими. Но, мучась,
Мы понимали: в наши дни
Нам выпала такая участь,
Что пусть завидуют они.
Они нас выдумают мудрых,
Мы будем строги и прямы,
Они прикрасят и припудрят,
И всё-таки пробьемся мы!
Но людям Родины единой,
Едва ли им дано понять,
Какая иногда рутина
Вела нас жить и умирать.
И пусть я покажусь им узким
И их всесветность оскорблю,
Я – патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках...
И где ещё найдешь такие
Берёзы, как в моём краю!
Я б сдох как пёс от ностальгии
В любом кокосовом раю.
Но мы ещё дойдем до Ганга,
Но мы ещё умрём в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.
П. Коган
Комсомольцы тридцатых годов
Сколько б жить на земле ни осталось
Комсомольцам тридцатых годов,
Никогда не допустим, чтоб старость
Подошла к нам хоть на пять шагов.
Ничего, что виски побелели.
Но глаза прежним светом горят!
Никогда, никогда не стареет
Тот, кто смолоду сердцем богат.
Если ты настоящий товарищ,
Если веришь в хороших друзей,
Пусть всю душу ты людям раздаришь,
Но нисколько не станешь бедней!
А. Фатьянов
Великая Отечественная война
* * *
С девятого класса, с минувшего лета,
у тебя была книжечка серого цвета.
Ее ты в отдельном кармане носила
и в месяц по двадцать копеек вносила.
Мы жили настолько свободно и вольно,
не помня о том, что бывает иначе,
что иногда забывали невольно,
что мы комсомольцы и что это значит.
Все праздником было веселым и дерзким,
жилось нам на свете светло и просторно.
Развеялось детство костром пионерским,
растаяло утренней песенкой горна.
Вы в мирное время успели родиться,
суровых препятствий в пути не встречали,
но ритмом былых комсомольских традиций
сердца возмужавшие застучали.
И в знойные ночи военного лета
вы всей своей кровью почуяли это.
Еще тебе игр недоигранных жалко,
и книг непрочитанных жаль, и еще ты
припрячешь — авось пригодится — шпаргалку.
А вдруг еще будут какие зачеты!
Еще вспоминаешь в тоске неминучей
любимых товарищей, старую парту…
Ты все это помнишь и любишь? Тем лучше.
Все это поставлено нынче на карту.
Настала пора, и теперь мы в ответе
за каждый свой взнос в комсомольском билете.
И Родина нынче с нас спрашивать вправе
за каждую буковку в нашем Уставе.
Тревожное небо клубится над нами.
Подходит война к твоему изголовью.
И больше нам взносы платить не рублями,
а может быть, собственной жизнью и кровью.
М. Алигер (Из поэмы «Зоя»)
Начало
Застенчивость. Тургеневские косы.
Влюбленность в книги, звезды, тишину.
Но отрочество поездом с откоса
Вдруг покатилось с грохотом в войну.
Напрасно дочек умоляют дома,
Уже не властен материнский взгляд —
У райвоенкоматов и райкомов
Тургеневские девушки стоят.
Какие удивительные лица
Военкоматы видели тогда!
Текла красавиц юных череда —
Казалось, выпал жребий им родиться
В пуховиках «дворянского гнезда».
Казалось, благородство им столетья
Вложили в поступь, в жесты, в легкий стан.
Где взяли эту стать рабочих дети,
И крепостных праправнучки крестьян?..
Все шли и шли они — из средней школы,
С филфаков, из МЭИ и из МАИ —
Цвет юности, элита комсомола,
Тургеневские девушки мои!
Ю. Друнина
Наше поколение
Одна в пути катила нас волна,
Одни и те же званья нас венчали.
Мы те, кого взяла еще война
Перед войной или в ее начале.
Двадцатый год и двадцать первый год,
Что встали по тревоге на рассвете.
А следом бодро выступил в поход
Двадцать второй. И сразу — двадцать третий.
Чтобы Россию вызволить свою,
Чтоб не увидеть Родину распятой,
Безусые, стояли мы в строю —
Двадцать четвертый год и двадцать пятый.
Рожденные в гражданскую войну,
Или чуть раньше, или чуть позднее...
Слились дороги разные — в одну,
И все отныне связывалось с нею.
...Откуда мы? Мы вышли из войны.
В дыму за нами стелется дорога.
Мы нынче как-то ближе быть должны:
Ведь нас осталось в мире так немного.
Шли по войне, шли по великой всей,
И в сорок первом шли, и в сорок третьем,
И после. И теряли мы друзей,
Не зная, что таких уже не встретим.
Но навсегда нам памятью дано
Их видеть сквозь разрывы, в отдаленье.
Мои друзья, которых нет давно,
Они и нынче — паше поколенье.
Все в жизни с ними было пополам.
Мы все — одно! И нет прочнее сплава.
И с песнею далекой по полям —
Прислушайся! — проходит наша слава.
К. Ваншенкин
Комсомол
Комсомол! Это слово давно
Произносится мной нараспев,
Это — партии ранний посев,
ВКП золотое зерно.
Старость юность мою заметет, —
Я до старости чуть не дошел,
Слышу — мужество в марше идет,
Оборачиваюсь: Комсомол!
Ты меня через годы провел,
Терпеливо учил сочинять...
Мне б до старости славу догнать!
Задыхаясь, догнал — Комсомол!
Ты и слава, и мужество ты!
Ты — большое семейство одно.
Поднимаясь горам на хребты,
Опускаясь ущельям на дно,
Через снег, через топи болот
Миллион комсомольцев идет.
Это выдумать даже нельзя,
Чтобы были такие друзья.
Коммунист! Комсомолец! Боец!
Нам назад отступать не дано!
И тогда двадцать восемь сердец
Застучали, как сердце одно.
И тогда молодой политрук
Посмотрел на себя, на ребят, —
Двадцать восемь протянутых рук,
Двадцать восемь взведенных гранат!
М. Светлов
Юность моя
Комсомольская юность моя, мы с тобою
наши версты считали от боя до боя;
наши губы немели, наши мачты горели,
нас хирурги спасали, а мы не старели.
Что я помню?
Дороги, дороги, дороги,
столбовые дымящиеся перекрестки,
часовых у колодца, ночные тревоги,
клещи стрел на подклеенной мылом двухверстке,
ночи, длинные, синие, ночи без края,
тяжесть мокрых сапог,
вечный холод зюйдвестки
и смешную мечту об окне с занавеской,
о которой мой друг загрустил, умирая.
Что я помню?
В семнадцать — прощание с домом,
в девятнадцать — две тонких нашивки курсанта,
а потом трехчасовая вспышка десанта, —
и сестра в изголовье с бутылочкой брома.
А потом — немота, неподвижность суставов,
первый шаг, первый крик затянувшийся: «Мама!»
И опять уходящие к югу упрямо
бесконечные ленты летящих составов,
и опять тишина затаенных причалов.
Но опять, по старинной солдатской привычке,
хватишь стопку, ругнешь отсыревшую спичку,
обернешься — и все начинаешь сначала.
Все сначала, как будто бы вечер вчерашний
две судьбы разграничил луною горбатой:
жизнь без риска — за дальней чертой медсанбата,
жизнь взахлеб — там, где бой,
там, где риск, там, где страшно.
Комсомольская юность моя,
все, что было, не прошло,
не состарилось, не остыло.
Нас бинтом пеленали, нас пулей учили,
нас почти разлучали,
но не разлучили.
Г. Поженян
Из стихов о Лизе Чайкиной
В заснеженном русском пространстве
Далекая точка видна —
Идет деревенская девочка
По зимней дороге одна.
Зажмурив глаза, против ветра
Идет она через поля,
Шажками все три километра
На мелкие части деля.
Ее провожают березы
И ясень встречает в пути...
Такого серьезного взгляда
У взрослых людей не найти.
Идет деревенская девочка
Сквозь рощу, сквозь русский пейзаж
В неполную среднюю школу,
В единственный гордый этаж.
А ветер и сверху и снизу
Несется, поземкой пыля...
Как звать тебя, девочка? — Лиза!
Фамилия? — Чайкина я!
И снова сквозь поле, сквозь рощу —
Своим неизменным путем —
Идет деревенская девочка...
Давайте с ней рядом пойдем!
Пройдем через молодость эту,
Вживемся в ее бытиё —
От парты, от первых отметок
До смертного часа ее.
От азбучной первой картинки,
От хохота детских забав
Пройдем партизанской тропинкой
К безмолвью ночных переправ.
Мы вспомним при первой тревоге
Избушки родного села,
Как девочка шла по дороге,
Как Чайкина наша жила,
Смеялась и пела... А ныне
Салюта приглушенный гром:
Мы тело своей героини
Сегодня земле предаем.
Над Лизой над нашей — над нею
Встает невысокий курган...
И есть ли печаль тяжелее,
Чем тяжкая скорбь партизан?
Не счесть наших долгих лишений,
Бессонные ночи не счесть,
Но нет ничего драгоценней,
Чем наша священная месть!
Мы ливнем огня и металла
Всю линию фронта зальем
За то, что она намечтала
В девическом сердце своем —
Пойдем, деревенская девочка!
Идем, дорогая, идем!
Ей песни печальные не удавались,
Хоть многое в жизни узнать довелось...
Мечты набегали и разбивались
На брызги желаний о жизни утес.
Был гостеприимен, но чуточку жёсток
Взгляд ее серых приветливых глаз,
Как будто она — незаметный подросток
Заметила самое важное в нас.
И люди, входившие в избу-читальню,
Где Лиза заведующей была,
Над книгой веселой или печальной
Стояли застенчиво у стола.
И Чайка, не ударяясь в амбицию,
Смотрела прилежно на дело свое,
Как медленным шагом входил в эрудицию
Товарищ, родившийся раньше ее.
И он победит, он упорства не сбавит,
Изнемогая в тяжелой борьбе,
Когда застревает вязкий алфавит
Мелкою буковкой на губе.
И легче как будто, и всё незаметней
Дорога к высоким вершинам идей
Под руководством пятнадцатилетней
Девочки — героини моей...
Была эта комната невысока,
Пахла поленьями сыроватыми,
И тусклая лампочка у потолка
Светила ничтожными киловаттами.
За окнами шла деревенская ночь,
Как при Мономахе и как при Романовых;
Казалось: Иванушке в горе помочь
Приходят былины в сапожках сафьяновых.
Казалось, что всё продолжалось, как встарь,
Что юность беспечна со старостью рядом...
Но эту иллюзию секретарь
Развеял международным докладом.
Английской грамматики знал он закон:
Там все ударенья на первом слоге,
Но вместо «Лондон» произносил он «Лондон»,
И это звучало торжественно-строго.
Он раны Европы перечислял —
Курносый мальчишка Калининской области, —
Он ясно увидел и показал
Идущих пожаров кровавые отблески.
Не знал он тогда, что раздавит война
Родную деревню шагами звериными,
Немецкими спичками подожжена —
И эта вот комната станет руинами!
В необходимость свою на земле
Он фанатически верил, не ведая,
Что шестеро суток в немецкой петле
Качаться ему перед самой победою...
И эта решимость на плотных губах
Такой жизнерадостностью дышала!
И кровь, что прольет он в грядущих боях,
Румянцем на щеки его проступала...
И Лиза среди комсомольцев других
Сидела и не шевельнулась ни разу,
И словно незабываемый стих
Звучала в ушах ее каждая фраза.
Как будто и Лиза и люди окрест
На несколько вдруг приподнялись ступенек.
Так слушает мальчик военный оркестр,
Так Пушкина слушал его современник,..
О первый мой ранний приход в Комсомол,
Военный порядок неприбранных комнат!..
Куда бы мой возраст меня ни довел —
Я буду, я буду, я буду вас помнить!
Я буду вас видеть издалека,
Вы будете песней звенеть молодою,
И тусклая лампочка у потолка
Светиться неугасимой звездою...
Счастья называть между другими
Чье-то уменьшительное имя,
Счастья жить, скрывая от подруг
Сердца переполненного стук,
Счастья, нам знакомого, не знавшей,
Чайкина ушла из жизни нашей.
Это счастье быть большим могло бы,
Если б вашей встрече быть...
Может, он салютовал у гроба —
Тот, кого могла б ты полюбить?
Может, он, ушедший воевать,
Спит сейчас в землянке на рассвете?
Может, некому ему писать,
Потому что он тебя не встретил?
И не только за поселок каждый,
За свое сожженное село, —
Месть и месть за двух прекрасных граждан,
До которых счастье не дошло!
Ветром и пылью клубилась дорога,
И поле пылало во всю ширину...
Животные шли молчаливо и строго,
Как будто они осуждали войну:
«Мы с гомельских пастбищ, травой знаменитых,
Ушли перед самым осенним покосом,
Мы, может, сегодня на наших копытах
Последнюю мирную землю уносим!..
Не уходить бы! Остаться б! Припасть бы еще
Губами к родному, к зеленому пастбищу!..»
Обид не прощать и пощады не ждать —
Смертельного боя простая наука...
И Лиза взглянула на старую мать, —
И мать поняла, что настала разлука.
Молчание матери русской! Оно
В прощанье с детьми зародилось, наверное,
При Наполеоне, давным-давно,
В глухой деревушке Смоленской губернии,
Ярость глухая народного мщения!
Ты воскресаешь, в лесах оживая,
Опыт внезапного нападения
Сквозь три поколения передавая.
Ты в эти знакомые лица вглядись:
По тропам лесным партизанским отрядом
Людей поведет не Давыдов Денис,
А Батя, а Дед, а живущие рядом.
И, повторяя свой путь боевой,
Снова увидишь ты образ любимой, —
Лиза идет вдоль опушки лесной
Символом нации непобедимой.
Издали бой долетает раскатами,
Глуше товарищей голоса.
Сумрак густеет, и прячут леса
То, что должно быть до времени спрятано...
Сквозь ветви луна освещала
Лесной заколдованный мир...
Пора уже! — Лиза сказала.
Иди! — говорит командир.
Глухой партизанскою ночью
Обманчива тень деревень,
По краю дорожных обочин
Мелькает разведчицы тень.
Дороги ей бросили вызов,
Овраги ее стерегут...
Как звать эту девушку — Лиза?
А может быть, Зоей зовут?
Одной проходили стезею,
Одни охраняли края
И Космодемьянская Зоя,
И Чайкина Лиза моя!
Ты с нею была незнакома,
Ни разу не виделась с ней...
Так будь хоть в поэме как дома
С чудесной подругой своей!
Сестра повстречалась с сестрою,
Родные друг друга нашли,
И в список народных героев
Вы рядом, обнявшись, вошли!
Про дела Ермака, про Иртыш
Партизаны вполголоса пели,
Прикрывая ладонями рты,
Чтоб слова далеко не летели.
Лес да лес наступает кругом —
Часовой партизанских землянок...
Спой нам, Лиза, теперь о другом,
Спой нам песню о нас — безымянных...
Таял песни летучий дымок
Под осенними небесами,
Вторил ей молодой тенорок,
Пожилые гудели басами...
Шли отряды по этим лесам,
Здесь народная месть бушевала, —
Здесь музей Революции нам
Открывает свои филиалы.
Я всегда это место найду,
Здесь войны партизанской припевы
В восемнадцатом жили году,
А под этой сосной — в сорок первом!
Кончалась ночь, рождался новый день,
Холодный полдень проносился мимо, —
Она прошла пятнадцать деревень
Походкою своей неутомимой.
Как родственнице, каждый рад ей был
И понимал, что, сколь отпор ни труден,
На что он годен — их немецкий тыл,
Когда в тылу немецком наши люди!
Нет! Я предателей не назову,
Светлых стихов о тебе не марая...
Если, как ты, я на свете живу, —
Буду я счастлив, как ты, умирая!
Вот мне секунды останется жить!
Вот я прошел через ужасы пыток,
Чтобы, как Чайка, жадно испить
Мужества благородный напиток!..
Люди идут молчаливой толпой,
Слез набегающих не вытирая, —
Это деревня пошла за тобой,
В путь твой последний тебя провожая.
Десять шагов отсчитал лейтенант,
И неподвижно солдаты стояли...
Милая! Мужество — это талант!
Сколько талантов они расстреляли!
Шла ты в школу, девочка... Тогда-то
Мы и познакомились с тобой.
Но уже встает другая дата
Всей своею правдой роковой.
Ты была веселою намедни,
Ты была певуньей среди нас...
Девочка! Шаги свои замедли —
Приближается последний час.
Как мне быть с мечтаньями твоими,
Устремленными далеко ввысь?
Заклинаю — юности во имя,
Девочка, остановись!
Но не девочка, а партизанка
Продолжает свой последний путь.
Страшный круг штыков немецких замкнут,
И его никак не разомкнуть!
Но на милом, на родном лице
Не прочесть ни скорби, ни печали...
Не хочу присутствовать в конце!
Дай еще раз мне побыть в начале!
Зажмурив глаза против ветра,
Проходишь ты через поля,
Шагами все три километра
На мелкие части деля.
Тебя провожают березы
И ясень встречает в пути...
Но сквозь подступающие слезы
Мне туда дороги не найти!
Вот и я иду с твоим отрядом
Расстрелять предателей твоих,
Вот и я со всей деревней рядом,
За кольцом немецких часовых.
Вот уже прицелились солдаты...
Хладнокровный залп... один... другой...
И — поэтом, партизаном, братом —
Я прощаюсь, Чайкина, с тобой!
Может, образ твой издалека
Слабым светом песня освещала,
Но дышала каждая строка
Воздухом, которым ты дышала!
М. Светлов
Баллада о Зое и Вере (О
Вере Волошиной)
Их в разных местах схватили.
Несхожие имена...
Две матери их растили -
Отчизна у них одна.
Плеснули в девичьи лица
Морозная синь и ширь,
А рядом Москва дымится,
А там - вся в лесах - Сибирь.
За Зоей снега месили
Подкованные сапоги.
На иве, на грустной иве
Повесили Веру враги.
Где сыщешь ты человека,
Чтоб шапку пред Зоей не снял?
Про Веру же четверть века
Никто ничего не знал.
Молчала седая ива,
Растаял кровавый снег,
Две звездочки горделивые
Пусть светят рядом вовек!
Две ласточки невеселые,
Казненные в хмурый день.
Могилы в соседних селах -
А сколько таких деревень!
Друг, ты родился в сорок первом.
В их юные лица вглядись.
Вера - по-русски вера,
Зоя - по-гречески жизнь.
В. Фёдоров.
Костер на перекрестке
Так, значит, смерть!
Как тяжело и просто
Она подходит. Наплывает чад...
Стропила развороченного моста
Ощеренными зубьями торчат.
Вот их ведут, их гонят вниз с откоса,
Через бугры и рытвины, туда,
Где ржавые валяются колеса,
Оборванные вьются провода;
Где самый край в подтеках желтой глины
Тяжелыми сосульками обвис...
Прикладами окованными в спины
Их друг за другом сталкивают вниз.
В сырую бездну медленно и глухо
Срываются и падают тела...
Безлюден мир. По-человечьи стонет
Железными глубинами земля...
М. Дудин
* * *
- Слушайте, товарищи!
Наши дни кончаются,
Мы закрыты - заперты
С четырех сторон...
Слушайте, товарищи!
Говорит, прощается
Молодая гвардия,
Город Краснодон.
Все, что нам положено,
Пройдено, исхожено.
Мало их осталося -
Считанных минут.
Скоро нас, измученных,
Связанных и скрученных,
На расправу лютую
Немцы поведут.
Знаем мы, товарищи, -
Нас никто не вызволит,
Знаем, что насильники
Довершат свое,
Но когда б вернулася
Юность наша сызнова,
Мы бы вновь за родину
Отдали ее.
Слушайте ж, товарищи!
Все, что мы не сделали,
Все, что не успели мы
На пути своем,-
В ваши руки верные,
В ваши руки смелые,
В руки комсомольские
Мы передаем.
Мстите за обиженных,
Мстите за униженных,
Душегубу подлому
Мстите каждый час!
Мстите за поруганных,
За убитых, угнанных,
За себя, товарищи,
И за всех за нас.
Пусть насильник мечется
В страхе и отчаянье,
Пусть своей Неметчины
Не увидит он!-
Это завещает вам
В скорбный час прощания
Молодая гвардия,
Город Краснодон.
М. Исаковский
Шахта № 5
Здесь, наверно, и был их последний привал.
Та же степь расстилалась, не зная предела,
Тот же ветер напористый с ног их сбивал,
Та же старая шахта протяжно гудела.
Так же брезжил в степи невеселый рассвет,
И река огибала прибрежные мели.
Сыновья Краснодона, шестнадцати лет,
Эти мальчики плакать уже не умели.
Те же птицы в деревьях кричали с утра,
И над шахтой стояла песчаная вьюга.
Здесь они и прошли — от стены до копра,
На последнем пути подбодряя друг друга.
Вот тропа, по которой ребята брели,
Спотыкаясь, шатаясь от каждого шага...
Всюду — вереск, он вырос в песке и в пыли,
На вершине холма и па склоне оврага.
Он взобрался на выступы угольных скал,
На забытой дороге пророс в беспорядке,
Он под ржавыми рельсами путь отыскал,
Он пробился сквозь трещины каменной кладки.
В поле тихо и пусто — зови не зови,
Только ветер шумит на обрывистом склоне.
Есть поверье, что вереск растет на крови...
Сколько вереска видели мы в Краснодоне!
М. Матусовский
«Я — Таня»
Нежный рот и упрямые брови —
Восемнадцать девчоночьих лет.
В партизанских лесах Подмосковья
Никогда не сотрется твой след.
Олененок с большими глазами,
Смуглых щек полудетский овал…
Посылал командир на заданье —
Оказалось, в бессмертье послал.
Ты попалась гестаповцам в лапы —
Тяжелей не придумать беды.
И палач раскаленную лампу
Подносил тебе вместо воды.
Сапогами девчушку топтали:
— Где другие бандиты, ответь!
Как зовут? Ты откуда?
— Я — Таня.
Где другие? Готовят вам смерть!
И по снегу ногами босыми,
Крепко сжав окровавленный рот,
Как на трон, партизанка России
На высокий взошла эшафот.
Огляделась: «Что плачете, люди!
Наши близко! Они отомстят…»
Ветер осени слезы мне студит —
Было б нынче тебе шестьдесят.
Нет, осталась ты юною, слышишь?
Над тобою не властны года.
В небе Вечности всходишь все выше
Комсомольская наша звезда!
Ю. Друнина
М. Алигер «Зоя»: Поэма
П. Антокольский «Сын»: Поэма
Ю. Друнина «Смирная»: Поэма
М. Комиссарова «Лиза Чайкина»: Поэма
С. Кирсанов «Александр Матросов»: Поэма
С. Нерис «Мария Мельникайте» : Поэма
Ливиу Деляну «Бессмертная молодость»: (повесть о комсомольцах
Краснодона)
50-60-е
* * *
Наша Родина – мать необъятна.
Словно небо, поля широки.
Только есть ещё «белые пятна»,
есть такие у нас уголки,
где зимой над снегов белизною
бесполезные ветры поют,
где не сеют колхозной весною,
а в осеннюю пору не жнут.
Там не плещет волною пшеница,
Не колышется спелая рожь…
Разве можем мы с этим мириться,
мы, Советской страны молодежь?!
Если где-то земля в запустеньи,
разве это не нам ли укор?
Есть и сила у нас, и уменье,
и в сердцах - комсомольский задор.
По примеру товарищей старших,
возводивших в глуши города,
немудрёный багаж свой собравши,
мы сегодня стремимся туда,
где колхозной весною не сеют,
где в осеннюю пору не жнут,
где поэтому ныне нужнее
наш задорный, настойчивый труд.
Уезжая в далёкие дали,
Мы стране обещанье даём:
Там, где поле до нас не пахали,
где целинные земли лежали,
урожай мы богатый возьмём!
И. Ветлугин
Комсомольцы, вперёд!
От Москвы
прокатился призыв боевой,
Облетев за мгновенье страну.
В степь,
что дремлет веками
Под жухлой травой,
На залежи! На целину!
Пусть привык ты к станку
И гудкам заводским
И к родному уютному дому,
Но сегодня
с дружком закадычным
своим
Ты спешишь после смены
К райкому.
Заявление одобрено,
Завтра – в поход,
И, шагая с улыбкой весёлой,
Ты с законною гордостью
Смотришь вперёд,
Называя себя новосёлом.
Ты идёшь в эту степь,
Чтобы летней порой,
Когда блещут на небе зарницы,
Зашумело над вольной степной
стороной
Урожайное море пшеницы.
Поезда
В необжитые мчатся края,
Машут девушки в окна платками.
Путь счастливый,
Счастливой вам жизни, друзья!
Вся страна нынче вместе с вами.
Комсомольская воля,
Как кремень, тверда.
Мы – упорный и стойкий народ.
В степь!
На главный, труднейший
Рубеж труда,
Нас Отчизна на подвиг зовёт.
Комсомольцы, вперёд!
В. Шушевский
Комсомольская
Сегодня комсомольцы уезжают
В далёкую непаханую степь.
Нам предстоит борьба за урожаи
На землях, что века лежали,
Теперь хлебам высоким зреть!
Мы – партии растущее подспорье,
Работать мы умеем от души,
По-комсомольски на большом просторе
В труде на первенство поспорить,
Успехом дело завершить.
Чтоб край степной обилием расцвёл,
Пойдём мы в трудовое наступленье.
Опять на главном направленье
Дерзает славный комсомол!
Р. Тимофеев
Целина
Вся тайной силой налитая,
Жарой прогретая до дна,
Она лежит еще немая,
Неподнятая целина.
Как будто море здесь застыло,
Еще не взрытое волной,
И лишь холмы плывут уныло,
Куда ни глянешь, в сизый зной.
Что было там, за ширью синей?
Каких кочевий горький дым,
Мешаясь с запахом полыни,
Плыл по кустарникам сухим?
Какие маки огневели
В горячей солнечной пыли,
Какие стрелы злобно пели,
Какие орды здесь прошли?
Лишь одинокие курганы
Шумят иссохшим ковылем,
Да каменные истуканы
Маячат в сумраке степном.
Земля, пустынная от века,
Порой вздыхает в смутном сне,
И скучно ей без человека
Сгорать в безрадостном огне.
Кому отдать все эти силы,
Переполняющие грудь,
Бесплодных трав простор унылый
Пред кем покорно развернуть?
Придет ли час освобожденья?
И он пришел. Уже вдали
Стальных коней растет гуденье
Врезающихся в грудь земли.
И степь, свободно и просторно
Вздыхая, входит в новый век,
Где рассыпает жизни зерна
Освободитель Человек.
В.
Рождественский
Планета Целина
Утро начинается с рассвета.
Здравствуй, необъятная страна!
У студентов есть своя планета —
Это… это... это Целина!
Солнышко летит на самолете,
И стучат по рельсам поезда.
Руки наши тянутся к работе.
И мелькают в окнах города.
Ты возьми с собой в дорогу книги —
Самый основательный багаж.
И шагай, студент, науку двигай,
Набирай смелей рабочий стаж.
В песенке студенческой поется —
И звучит она на всю страну, —
Нам поднять не раз еще придется
Новых дел большую целину.
В. Харитонов
Баллада о спасенном хлебе (
о подвиге Анатолия Мерзлова)
Этим летом, землю не щадя,
Солнце жгло без ветра и дождя;
Лес горел, окутал дым луга,
И хлебов шумели берега.
Как теперь живешь ты без меня?
Помнишь — я не вышел из огня!
Нет дороже хлеба ничего,
Он из сердца растет моего.
Занимался над землею день,
И березы колыхалась тень.
Вдруг над полем взвился к небу смерч,
Подошла вплотную к хлебу смерть.
Обжигало руки и глаза,
И зерно — как черная слеза.
Я сражался яростно с огнем,
Был тот день моим последним днем.
Пахнет хлеб и солнцем, и землей,
И слезой, и ветром, и грозой.
Сколько в нем заботы и труда,
Сколько людям он несет добра!
Б. Штормов
Улица счастливая
Там, где был седой бурьян с крапивою,
Наша стройка поднялась.
Пусть же будет эта улица счастливою, -
Люди добрым словом вспомнят нас.
Здесь впервые мы с тобою встретились,
Слов друг другу не сказав,
Только сердце знает, отчего так светятся
Самые любимые глаза.
А когда на улицах, что строили,
Клёны снова зацветут, —
Утром ранним нас путевки комсомольские
В дальнюю дорогу позовут.
Там, где был седой бурьян с крапивою,
Наша стройка поднялась.
Пусть же будет эта улица счастливою, -
Люди добрым словом вспомнят нас.
А. Фатьянов
В дорогу, друзья!
На трудных дорогах всегда впереди
Семья комсомольская наша.
И сердцу от радости тесно в груди,
Но всё ж мы завидуем старшим.
Порою нам просто обидно до слёз,
Ну, честное слово, обидно,
Что строить не нам довелось Комсомольск,
Магнитку, Шатуру, Хибины.
Но пусть удалось нам немного пройти,
И сделано нами немного.
Мы к счастью идём, значит, нам по пути.
В дорогу! В дорогу! В дорогу!
Веди же, счастливая юность моя,
В заветные дали родные!
И там, где пройдём мы, возникнут моря,
Сады зашумят молодые.
За дело, друзья! По рабочим местам!
Пусть встречный проносится ветер.
Мы твёрдо уверены: будут и нам
И наши завидовать дети!
Пускай удалось нам немного пройти
И сделано нами немного.
Мы к счастью идём, значит, нам по пути.
В дорогу! В дорогу! В дорогу!
А. Фатьянов
70-80-е
БАМ
Приглянулось папе с мамой
Жить в таёжной стороне,
Чуть не в самом центре БАМа,
Мне с братишкою – вдвойне.
Возим мы зимой с реки
Ледяные глыбы.
В них – замёрзшие ленки,
Сказочные рыбы.
Летом ходим за моховкой,
Чудо-ягодой лесной.
Если ты не очень ловкий –
Не достанешь ни одной!
Надо к ним ползти по мхам
До седьмого пота.
Потому что там, где БАМ, —
Топи да болота.
Оттого что там, где БАМ,
Топи да болота,
Непроста у пап и мам,
Нелегка работа!
Рубят просеки они –
Валят лес, корчуют пни, —
Разбирают скалы.
Перемалывают грязь,
Через пади тянут связь,
Через перевалы.
Там, где камешки на дно,
Булькая, уходят,
Насыпают полотно
И мосты возводят.
А потом на полотно
За звеном кладут звено,
Крепко их сшивая.
Шпал и рельсов в них – не счесть.
Вот они-то БАМ и есть –
Магистраль стальная.
Помогает вся страна
Стройке-исполину.
Посылает к нам она
Умные машины.
Экскаваторы сильны,
Роста богатырского.
Им морозы не страшны
Лютые, сибирские.
Краны подъёмные –
Очень огромные.
Скреперы рослые
Очень выносливы.
Великаны-самосвалы
Возвышаются, как скалы,
Как огромный паровоз
Бензовоз, цементовоз!
А на бульдозер посмотри:
Как парус нож отвальный…
И люди здесь – богатыри,
Хоть рост у них нормальный.
Очень нужен БАМ Сибири,
Очень нужен БАМ стране!
Нет таких сокровищ в мире,
Как в сибирской стороне.
Чуть не все богатства сразу
Там найдём в одном ряду –
И якутские алмазы,
И витимскую слюду.
Там руда и уголь рядом,
Хоть вагонами бери.
БАМ – дорога к этим кладам –
К Удокану, к Нюренгри.
БАМ торопится, спешит,
Ладно скроен, крепко сшит,
И хребты связав, и реки
Прочной лентой полотна.
БАМ не просто стройка века,
А вторая целина.
Репродукторы утрами
Про погоду говорят.
Всё, что хочешь, есть на БАМе –
Солнце, морось, ветер, град.
Не отметишь точкой БАМ:
БАМ проходит тут и там,
По засушливым и влажным,
По завьюженным местам.
От Байкала до Амура
Долгий путь его лежит
Через станцию Таюра,
Тынду, Чару, Беркакит.
Магистраль бежит к Улькану,
В Чару, в Хани, на Усть-Кут.
Там висят над ней туманы,
Тут ветра её секут!
Все свои участки скоро
Воедино свяжет БАМ.
Замигают светофоры,
Путь давая поездам.
И пойдут они, гудками
Салютуя нам и вам –
Тем, кто жил у нас на БАМе,
Кто читать любил про БАМ.
Г. Граубин
Города на память
Когда друзья приходят на вокзал.
Когда друзьям ты всё уже сказал.
Тебе отсюда трудно уезжать.
И город, что построил оставлять.
Огни проспекта в городе твоём.
Остались где-то в сумраке ночном.
А ты спешишь туда, где гул ветров.
Где будут силуэты городов.
Спасибо дружище, спасибо тебе.
За то, что идёшь ты – по трудной тропе.
Не каждому дано так щедро жить –
Друзьям на память города дарить.
К тебе спешит навстречу новый день.
Но день вчерашний не уходит в тень.
И ты несёшь ночлег свой на плечах.
Что б люди жили в новых городах.
Пусть город твой – где сопки и тайга.
Ещё на белом ватмане пока.
И пусть вокруг лежит суровый снег.
Но верит в этот город человек.
Спасибо дружище, спасибо тебе.
За то, что идёшь ты – по трудной тропе.
Не каждому дано так щедро жить –
Друзьям на память города дарить.
Я. Дубравин
* * *
Турксиб, Днепрогэс и Магнитка –
Вмиг образ эпохи возник.
И, словно суровая нитка,
К нам тянется память о них.
Стыкуются стройки и годы,
Бег времени чёток и мудр.
И вот произносим мы гордо:
Да будет Байкало – Амур!
Как строчки стихотворенья,
Что пишется без конца,
Стыкуются поколенья,
Стыкуются наши сердца.
Ты песнями, время, согрейся
И ватник рабочий надень…
Стальные стыкуются рельсы-
Дорогою в завтрашний день!
М.Пляцковский
* * *
А молодость идёт на риск,
Её не упрекнёте в трусости:
Спешит в тайгу, летит в Норильск –
И перемалывает трудности.
Наверно, испокон веков
Тесны ей комнаты уютные.
И сколько есть грузовиков,
Для молодости все – попутные!
М.Пляцковский
Нужна наша молодость
Тайга с комарами — конечно, не Крым,
Но счастливы мы, тем не менее,
«Даешь Комсомольск!» — мы опять говорим,
Как наших отцов поколение.
Нужна наша молодость, нужны наши мускулы,
Чтоб рельсами врезалась в рассветную даль
Байкало-Амурская, Байкало-Амурская
Байкало-Амурская магистраль!
Пока обживать будем каждую пядь –
Сосновым надышимся воздухом,
И нам километры по шпалам считать,
Не сто, а три тысячи с хвостиком.
Вагон на колёсах — наш временный дом –
В дорогу отправился длинную.
И в косвенном смысле, и в смысле прямом –
Мы в жизни ведём свою линию.
М.Пляцковский
* * *
Не пойми, потомок, шиворот-навыворот
То, что мы сказать успели впопыхах.
Приглядись – и ты увидишь, как пульсирует
Голубая жилка времени в стихах.
Может, мы тебе покажемся наивными,
Угловатыми и грубыми подчас,
Но за далью лет, за листьями и ливнями
Ты попробуй всё же разобраться в нас.
Наша молодость от пристани отчалила,
Солнце било нам в глаза, слепила мгла.
Мы любили нашу Родину отчаянно –
И надеяться на нас она могла.
Мастерства нам тяжело давались навыки,
Но, отбросив прочь неправду и нытьё,
Не стремились брать Поэзию мы на руки,
А в сердцах носили бережно её!
М. Пляцковский
Воспоминания о райкоме
Я был инструктором райкома,
Райкома ВЛКСМ.
Я был в райкоме словно дома,
Знал всех и был известен всем.
Снимая трубку телефона,
Я мог решить любой вопрос:
Достать молочные бидоны
И провести спортивный кросс.
О, как я убеждал умело,
Старался заглянуть в нутро.
Когда ж не выгорало дело,
Грозился вызвать на бюро!
К полночи доплетясь до дома,
Снопом валился на диван,
Как будто я построил домну
Или собрал подъёмный кран.
Оговорюсь на всякий случай:
Я знал проколы и успех.
Да, я инструктор был
не лучший,
А всё же был не хуже всех!
Как говорится, по другому
Теперь я ведомству служу,
Но в переулок тот, к райкому,
С хорошей грустью захожу.
Здесь всё в дыму табачном тонет,
Как прежде, срочных дел – гора.
И, словно взмыленные кони,
Проносятся инструктора.
Мальчишечка звонкоголосый
Кричит, настойчив и ретив:
– Вы не решаете вопросы!
А для чего тогда актив?..
И, трубку положив сердито,
Он, хмурясь, остужает пыл.
Ещё всё это не забыто:
И я таким недавно был!
Предполагал успеть повсюду,
А в голосе звенела сталь,
Но я таким уже не буду
– Смешным, напористым...
А жаль.
Ю. Поляков
Моё поколение
Не браните моё поколение –
Это ваших рядов пополнение.
И за моду его не судите.
С чистым сердцем к нему подходите.
Дело вовсе не в том,
Как мы пляшем,
Дело в том,
Как мы сеем и пашем,
Как в болоте бредём
По колено –
Это тоже моё поколение.
Вы правы,
Мы войны не видали.
А у вас ордена и медали,
Но на подвиг в любое мгновение
Встанет грудью моё поколение.
Впереди и награды, и звания.
Мы, товарищи старшие, с вами.
Если надо,
Застынем в граните.
Поколение моё не браните.
Р. Сарби (Перевод В. Кострова)
* * *
В вихре боевых атак,
В дыму пожарищ
В грохоте снарядов и огня,
Родилось великое: «Товарищ!
Слышишь? Я пошёл, прикрой меня!..»
Комсомола боевое племя
Тех двадцатых и сороковых.
Нет, они не выбирали время,
Это время выбирало их.
То бросало в полымя, то в пламя,
Там, где горизонт, за далью даль.
А в руках развёрнутое знамя,
Да роман «Как закалялась сталь»!
Нам они оставили в наследство:
Днепрогэс, Магнитку, Целину,
Мирное, безоблачное детство,
СССР — великую страну!
Имена тех первых комсомольцев,
Носят улицы, проспекты, города,
Память о героях-добровольцах
Не померкнет в жизни никогда!!!
Класс!!!!! В душе проснулась комсомольская молодость!
ОтветитьУдалитьЗдорово!!! Вот это сила поэзии!
УдалитьСпасибо за подборку. Вся история комсомола в стихах!!!
ОтветитьУдалитьДа! Такая поэтическая летопись получилась!
Удалить