Такой разный Геласимов

Читая книги одного автора, невольно замечаешь связующую нить между отдельными романами. Либо прослеживается один чёткий стиль повествования, либо общие персонажи или один и тот же жанр. Андрей Геласимов не таков. Возьми в разное время и наугад любую его книгу и, не заглядывая на обложку с именем автора, можешь и не догадаться, что это очередное и не менее «Вкусное блюдо» писателя Геласимова, – отмечает зав.библиотекой №10 «Радуга» Нина Кондрашина.

Из поздних книг первой попала в руки книга автора «Холод». Геласимов в этом романе описывает в общем-то трагические события. Северный город остался без отопления в пятидесятиградусный мороз. Кто-то успел выбраться на дачи с ручными печками. Но метель разыгралась так, что машины застревали на полпути. Приходилось преодолевать большое психологическое испытание: ехать без остановки, оставляя замерзать пассажиров других машин, попавших в снежный затор, или остановиться и оказаться самим в смертельной ловушке.

Но яркая личность основного персонажа, известного скандального режиссёра Филиппова и его злоключения оставляют вышеописанные события на заднем плане. И это даёт другой настрой восприятия сюжета. Смешно, забавно, признак какой-то шкодности. Филиппов после долгих лет возвращается на свою местечковую родину, в родной северный город. При посадке самолёта, наблюдая за облачением пассажиров в толстенные пуховики и полушубки, «он как будто забыл, для чего местные закрывают шарфом лицо. Тем временем эпидемия заматывания распространилась на весь салон. Шарфы, шали, платки крутились в воздухе и, казалось, посвистывали, подобно арканам североамериканских ковбоев. Ставшие вдруг родными человеческие лица исчезали под этим шерстяным арсеналом с такой скоростью, что Филиппов невольно почувствовал укол одиночества. Шерсть пожирала людей, оставляя в проходе одни бесформенные куклы. Сам Филиппов мог намотать на себя, пожалуй, только шнурки. В своём глупом пальтишке от Dirk Bikkemberks посреди этой шерстяной вакханалии он вдруг почувствовал себя сиротой. Шапки у него не было тоже. Сидевшая с ним в одном ряду старушка подмигнула ему и повертела меховой рукой у мехового виска. Видимо, она имела ввиду, что с Dirk Bikkemberks Филиппов погорячился».

Учитывая, что и на ногах у него были не унты, а модные кроссовки, можно представить всю гамму чувств, поразивших режиссёра, ступившего на родную землю, а вернее, на снежный наст.

«Спускаясь по тревожно звенящим от холода металлическим ступеням, Филиппов прикрывал рот ладонью, чтобы не хватануть полной грудью ледяной воздух. В лысину, в щёки и в лоб ему впились тысячи алмазных иголок. Съёжившись в маленького скрюченного червяка, он прислушивался к собственному дыханию, которое в этом абсолютном безмолвии теперь принадлежало как будто не ему, а сиплому, никем не понятому и бесконечно одинокому Дарту Вейдеру. Руки, спрятанные в жалких карманах, сдавило будто чугунными тисками.

«Жесть, - отрывисто думал Филиппов. – Полная жесть».

Можно было не уделять столько внимания одежде персонажа, но хотелось отметить с первых страниц действительно «вкусный» метафоричный язык писателя. Да и образ героя наметился со всеми его последующими и предыдущими странностями, если не сказать, придурковатостью. Это и «знал, куда ехал», и женитьба на собаке, и присутствие в жизни режиссёра демона пустоты, появлявшегося как зримо, так и в пропитой голове всенародного таланта. И именно из-за его жалкого одеяния, холод пожирал Филиппова особенно жестоко. Выстукивая закостеневшими кроссовками, он сам себе напоминал чёрта с копытами, а ремонтников теплотрассы одеревеневшим от мороза мозгом принял за бесов.

Но, несмотря на мороз, «его режиссёрские рефлексы автоматически насиловали ему мозг».

«Филиппов на мгновение задумался. – А что, если местная ГРЭС… Которая тепло вырабатывает… что если она вдруг накроется?.. Быстро, как ты думаешь, при таком холоде город вымрет?

От этих слов Павлика передёрнуло. – Типун вам на язык. Как вам в голову могло такое прийти? Вы, вообще, для чего такой разговор затеяли?

- Для спектакля. Хочу ощутить образ гибнущего города. Мне важно понять, как город начнёт реагировать. Он ведь чувствует свою гибель. Симптомы какие-то видит. Крысы там из подвалов лезут. Голод начнётся, или типа того.

– У нас дома без подвалов.

– Я знаю.

– На сваях они.

– Да знаю я. Что ты заладил! Мне нужно почувствовать механизм беды. Как он тикать начинает. Понимаешь? «Тик-так, тик-так, скоро всем конец».

В этом романе интересно всё: и узнавание родного города, и воспоминания о детстве и молодости персонажа, и интригующая своей непонятностью гибель первой жены Нины, неожиданное знакомство с дочерью. Можно восхититься ярко описанным величием природы, посмеяться над разными моментами. Как сочно описано воровство Филипповым обогревателя у девушки-администратора, и даже его похмельные синдромы можно разбирать по звукам и словам. Внимательно читаешь и сам невольно размышляешь вместе с автором, а «Кем ты станешь при минус 50».

Не сразу понятная «лёгкость бытия» проявляется в романе автора «Дом на Озёрной». Кусочек из жизни большой семьи, включающий в себя горечь от семейных сражений, тяготы времён перестройки, очередные обещания правительства и очередная надежда на «светлое будущее».

«В том самом дурацком 1994 году, когда родилась Женька, руководивший приватизацией и занимавший пост главы Госкомимущества Чубайс всенародно заявил, что придуманный им ваучер равен по стоимости двум автомобилям «Волга». Это звучало здорово. Получалось, что одна только Женька, будучи совсем ещё бесполезным и бессмысленным существом, уже принесла в дом как минимум две машины. И это не считая тех четырёх автомобилей, которые полагались им на ваучеры Тетерина и Марии. То есть жизнь складывалась как нельзя лучше. Однако с приватизацией что-то пошло не так. То ли подвели ваучеры, то ли «Волги», то ли Чубайс. Мария смогла поменять Женькин ваучер лишь на две бутылки водки…»

Очередное обещанное счастье пришло в лице брата жены Тетерина Димки. С «гениальной идеей» он обратился к многочисленным родственникам, пытаясь убедить их «в необходимости и целесообразности участия в крайне рискованном предприятии. Впрочем, самому Димке новая комбинация казалась вполне надёжной». Выиграв тендер на закупку в Китае дешёвых компьютеров, ему оставалось найти только… деньги на эту покупку. Вот здесь и посодействовали наивные родственники, мечтающие улучшить жилищные условия и взявшие в кредит займы под залог имеющихся квартир. Только пропал Димка с деньгами и квартиры банк забрал. Вот и собралась вся большая семья в доме на Озёрной. И стали думать и не только думать, но и действовать. С большой долей юмора описывает Геласимов все авантюры активного жизнерадостного семейства по возвращению своего кровного, их переживания, волнения, неудачи и большое, доброе человеческое отношение друг к другу. Потому и оставляет книга после прочтения ощущение чего-то светлого и приятного.

«Димка очутился прекрасным утром на крыльце родительского дома в полной уверенности, что он лишил самих близких ему людей не только жилья, но и последних средств. Впрочем, муки его совести продолжались недолго. Разбуженные робким стуком домочадцы вопреки его ожиданиям отнюдь не стали упрекать его во всех своих бедствиях, услышав от него, что компьютеры он не привёз. Напротив, его встретили как дорогого гостя, испытывая к нему бесконечную благодарность за то, что он вернулся живой».

Роман писателя «Степные боги» уносит читателя в далёкую Забайкальскую деревню Разгуляевку. А маленький пацанёнок, чья нелёгкая судьбина описывается, почему-то в воображении внешне напоминает нахалёнка из рассказа Шолохова «Судьба человека». Только нет доброго папки, а есть злой, который изнасиловал мамку, и она родила несчастного Петьку в 15 лет. Изгоем растёт мальчишка, иначе как выродком его не называют. Живёт Петька с бабкой Дарьей, и жизнь его совсем не сахар.

«Прямо под жаворонками бабка Дарья бегала по двору за Петькой, расталкивая одуревших от пыльной жары коз, и пыталась достать внука своей толстой палкой.

– Танки маршала Рокоссовского обходят противника с фланга! – кричал Петька, забегая ближе к поленнице и стараясь не оказаться на фронтальном направлении удара.

– Артиллерия! – кричал Петька. – Бронебойными заряжай!

– Иди сюда, паршивец! – кричала бабка Дарья, вращаясь вокруг своей палки, как глобус в разгуляевской школе вокруг оси. – Вечером все равно прибежишь – жрать захочешь. Захлестну гаденыша!

– Дед! – вопила она. – Иди, лови своего засранца! Стайку опять не закрыл – козы в огород убежали!

Чувствуя, что бабка Дарья уже устает и скоро прекратит наступление, Петька стал бегать поближе к ней, увертываясь от ударов, притворно охая и прихрамывая, чтобы противник не потерял интерес. Дождавшись, когда бабка клюнула на его приманку и снова бросилась за ним, Петька вскочил на лестницу, растрепанной молнией взлетел на крышу сарая и заорал оттуда что было сил:

– А мине не больно! Курица довольна!

– Чтоб ты сдох, блядский выродок! А ну, слазь оттуда!

– Сама ты! – крикнул Петька и швырнул вниз оставшимся в руке куском коровьей лепешки.

На этот раз он кидал точно. Сухой комок пролетел по короткой дуге и шлепнулся бабке Дарье прямо на голову.

– За нашу советскую Родину!

– Только слезь у меня! Я тебя покормлю!

Она треснула палкой по лестнице, потом еще раз и потом еще».

Разгуляевка в годы войны была восточным форпостом. Маленькие разгуляевцы играли в войнушку, искали в оврагах Гитлера, но Петьку в свои игры не брали. Презирали, дразнили и били. Поразила сцена жестокости детей, решивших, что Гитлер – это Петька.

«Множество рук подхватило Петьку с земли и потащило к деревьям. Петька почувствовал, как в его локти вцепилось сразу несколько рук. Они вывернули ему ладони и туго перехватили их сзади ремнём и начали толкать куда-то вверх, к небу. Уже в следующее мгновение он захрипел и задохнулся вовсе не от удивления. А от того, что неузнанный им пацан накинул ему на шею верёвочную петлю и сильно потянул за неё. Вот теперь Петька был похож на паучка. Пыпучив глаза и беззвучно раскрывая рот, он раскачивался на своей паутинке. Наконец в глазах у него стало темнеть, деревья вокруг куда-то поплыли, а пацаны под ногами стали сливаться – сначала в траву, потом в волны, потом в огоньки…»

Спас Петьку военнопленный японец, собиравший на полянах травы. Петька относился к своей жизни философски, превращая её в игру и до дрожи любил свою мамку, такую странную, сидящую целый день с застывшими глазами. Очень трогательны страницы с описанием Петькиных поисков наряда для матери: белой юбки и белых носков, которые он видел в журнале «Крестьянка». «Ночью на станцию начали прибывать эшелоны 6-й танковой дивизии армии генерала Кравченко, и после того, что произошло с мамкой вчера, Петька решил немедленно вести её к танкистам, чтобы она выбросила из головы всякую дурь». Так он устроил судьбу матери.

Интересна в романе и художественная параллель о пленных японцах.

«Япошками» в Разгуляевке называли вообще всех пленных без разбора. После Халхин-Гола недалеко от деревни обнесли колючей проволокой старый барак, поставили вокруг него вышки и завезли туда несколько недобитых в Монголии самураев. А когда началась война с немцами – лагерь стал увеличиваться. К сорок третьему на угольной шахте вкалывали уж сотни японцев». Врач Хиротаро в тайной тетрадке пишет историю своего рода, описывает разные обряды: оибара и харакири. Оказывается, неразрешённый обряд для самурая – это собачья смерть. Совершить харакири без одобрения дайме означает обречение своей семьи на самое бесславное существование. Хиротаро разрешается выходить из лагеря для сбора степных трав. Здесь среди Степных богов и состоялась дружба забайкальского мальчишки и пленного врача.

По отзывам критиков, роман прочитывается за один вздох. Трудно поспорить..

В поступившем недавно в библиотеку №10 сборнике Андрея Герасимова «Десять историй о любви» как-то резко выделился рассказ «Хома». То ли мистика, то ли ремейк на повесть Гоголя «Вий», то ли автор просто пошутил.

Виктора мучили страшные сны. К тому же на его компьютер стали приходить письма с комментариями и на его сны, и на его дневные мучения в ожидании ночи. По его просьбе, программист попытался вычислить источника: «У ваших писем нет исходной точки. Они ниоткуда. Я отследил в обратном порядке все сервера, но каждый раз цепочка обрывалась. Как будто компьютера, с которого отправляют все эти письма, просто-напросто не существует. Они не оставляют первоначального следа». Стали поступать команды следовать в разных направлениях. Последнее направление как прыжок в гоголевскую ночь. Здесь и сотник, участник украинской войны 2014 года, и его дочь ведьма-панночка, и трёхночное бдение с молитвами в церкви, и сонм чудовищ, только более современных. Да и сам Виктор совсем не Виктор, а семинарист Хома, но на последней странице всё-таки Виктор, причём живой.

Андрей Геласимов получил европейское признание после выхода романов «Год обмана», «Рахиль», повести «Жажда». Он лауреат премий «Национальный бестселлер», «Студенческий Букер», имени Аполлона Григорьева. Его проза экранизирована.