15 февраля исполнилось бы 115 лет Яну
Леопольдовичу Ларри (1900 – 1977).
В детстве мне очень нравилась книжка
«Необыкновенные приключения Карика и Вали». Перечитывала её много раз, помню
даже обложку с дубовым листом-корабликом. Книга о том, как в один прекрасный
летний день брат и сестра, выпив чудесного эликсира в кабинете учёного, вдруг
стали такими крошечными, что даже муравьи и мухи превратились для них в
гигантских и опасных чудовищ. Взгромоздившись
на стрекозу, дети отправляются в фантастическое путешествие по реальному миру живой природы. Много опасностей и
трудностей подстерегает их на пути, но и массу интересного и необычного узнают
путешественники о жизни растений и насекомых.
Во главе с профессором Иваном Гермогеновичем Енотовым они храбро сражаются,
плывут на кораблях, летают по воздуху и спускаются в глубокие тёмные норы.
Смогут ли они стать большими или навсегда останутся в мире насекомых?
Как
хорошо, что в нашем детстве были такие книжки, зачастую опережающие скучные
школьные учебники! Из книг Жюля Верна и Майн Рида мы черпали массу сведений по
географии, истории, биологии. А Ян Ларри в своей книге в увлекательной
приключенческой форме рассказывает много любопытного о растениях и насекомых,
которые нас окружают. К насекомым мало кто испытывает симпатию, но книга Ларри
открывает нам этих созданий совершенно с другой стороны. Столько полезной
информации, столько открытий! И как она преподается в книге! Удивительный мир,
удивительный писательский талант Я. Ларри.
Хотелось почитать и другие книжки этого автора.
Но в библиотеках их не было. Оказалось, у Ларри вышло не так уж много книг, и
это связано с его трудной судьбой. Жизнь никогда не жалела его – ни в детстве, ни
потом, когда он добился литературной известности.
Ян Леопольдович
Ларри родился 15 февраля 1900 года. Относительно места его рождения до сих пор
существует неясность. Согласно некоторым энциклопедиям и справочникам, он
родился в Риге, но в своей автобиографии писатель указывает Подмосковье, где в
то время работал его отец. Детство его
прошло под Москвой, но в десять лет он остался круглым сиротой (сначала умерла
мать, а через несколько лет и отец) и долгое время занимался бродяжничеством.
Его пытались пристроить в детский приют, но он оттуда сбежал. Некоторое время
работал мальчиком в трактире, учеником в часовой мастерской, а затем обрел
приют в семье у педагога Доброхотова где сдал экстерном экзамены за курс
гимназии. Сразу после революции Ларри впервые приезжает в Петроград и
пытается поступить в университет, но безрезультатно.
Спустя
несколько лет он все-таки получит высшее образование на биологическом
факультете Харьковского университета. А пока Ян Ларри вступает в Красную Армию,
участвует в Гражданской войне, пока тиф, перенесенный дважды, не вынуждает будущего
писателя покинуть военную службу.
В 1923 году Ян Ларри приезжает в Харьков и начинает
заниматься журналистикой, сотрудничая с местной газетой «Молодой ленинец».
Первая опубликованная книга – сборник рассказов для детей «Грустные и смешные
истории о маленьких людях» (1926). В том же году выходит на украинском языке и
вторая его книга для детей – «Похищенная страна», и он решает переехать в
Ленинград. Поступил на биологический факультет Ленинградского государственного
университета (закончил в 1931 году) и в качестве профессионального литератора
работал секретарем журнала «Рабселькор», затем в газете «Ленинградская правда».
С 1928-го
Ян Ларри - на "вольных хлебах". Перспективный детский прозаик,
тяготеющий к сказочно-фантастической форме, он много печатается. Одна за другой
выходят книги "Пять лет" (1929, в соавт. с А.Лифшицем), "Окно в
будущее" (1929), "Как это было" (1930), "Записки
конноармейца" (1931). Однако за благосклонность издателей пришлось
заплатить слишком высокую цену. Много позже в автобиографических заметках Ларри
красноречиво опишет положение детского писателя в советской литературе 30-х
годов:
"Вокруг
детской книги лихо канканировали компрачикосы детских душ педагоги,
"марксистские ханжи" и другие разновидности душителей всего живого, когда
фантастику и сказки выжигали каленым железом... Мои рукописи так редактировали,
что я и сам не узнавал собственных произведений, ибо, кроме редакторов книги,
деятельное участие в исправлении "опусов" принимали все, у кого было
свободное время, начиная от редактора издательства и кончая работниками
бухгалтерии... Все, что редакторы "улучшали", выглядело настолько
убого, что теперь мне стыдно считаться автором тех книжек".
После
выхода в свет повести-утопии "Страна счастливых" (1931) имя писателя
на несколько лет оказалось в "черных списках". Эта книга, написанная
в жанре социальной фантастики, стала своеобразным прологом к "Небесному
гостю". В "Стране счастливых" автор изложил романтический,
идеалистический взгляд на коммунистическое будущее, отвергая тоталитаризм и моделируя возможность
глобальной катастрофы, связанной с истощением энергетических запасов. Таким
образом, светлый образ завтрашнего дня был "омрачен" предполагаемыми
проблемами, порожденными человеческой деятельностью.
В критической статье 1932 года писателю ставили в укор
его непонимание задач мировой революции и его несогласие с позицией товарища
Сталина: «Ларри рисует коммунистическое общество конца XX века. Изолируя
СССР от остального мира он, следовательно, практически утверждает, что и через
50-60 лет на пяти шестых мира не произойдет никаких социальных изменений, между
тем как т. Сталин на 7-м пленуме ИККИ подчеркивал, что «успехи
социалистического строительства в нашей страна, а тем более победа социализма и
уничтожение классов, это такие всемирно-исторические факты, которые не могут не
вызвать могучего порыва революционных пролетариев капиталистических стран к
социализму, которые не могут не вызвать революционным взрывов, в других
странах». Ларри игнорирует это положение, он не верит в силы мировой революции».
Страной счастливых (автор в книге называет её
Республикой) управляет экономический орган – Совет Ста, расположенный в новой
Москве (старая превращена в город-музей). В этой будущей, отстоящей от СССР
первых пятилеток на полвека, Республике социализм одержал полную победу,
человеческий труд переложен на плечи машин-автоматов, что, впрочем, создало
проблему незанятости населения, которое выстраивается с длинные очереди на
общественные работы по желанию. Отношение к труду нового мира у Ларри можно
увидеть по следующей зарисовке: «Рабочие праздно разгуливали по заводу,
поворачивая изредка рычаги на распределительных досках». Технологии
позволили построить гигантские города и стратопланы, в наличии светомузыка и
телевидение, роботы-официанты и скоростные реактивные вагоны.
Несомненно, это была одна из самых первых попыток нарисовать
страну, в которой победил коммунизм. Мир будущего, описанный Яном Ларри, не
похож на наш мир. В столовых колхозникам и рабочим подают трюфели и форель,
рябчиков и омаров, общественные туалеты выполнены исключительно из золота –
«как вызов старому миру», густая ветвистая пшеница раскачивает колосья весом не
менее ста граммов, государство полностью покончило с преступностью и
алкоголизмом. Короче, сталинский план преобразования природы и человека
выполнен.
Государство отгородилось и противостоит внешним
странам, а к тому времени еще и начала заканчиваться нефть, иссякли запасы
угля, над страной нависла экологическая катастрофа. Выход из столь опасной
ситуации автор видит только в колонизации космоса.
Коммунизм в «Стране
счастливых» победил так быстро, что многие советские люди попросту не успели
перестроиться, памятью своей они еще крепко связаны с прошлым, даже мнительный
глава и вождь счастливого государства – Молибден (псевдоним легко
прочитываемый, особенно теми, кто знал о существовании молибденовой стали).
Два лидера Совета, два старых революционера, Коган и
Молибден, выступают против финансирования космической программы. Прогрессивная
общественность во главе с молодым ученым-конструктором Павлом Стельмахом
восстает и побеждает. Но ведь «будет время, – говорит один из героев повести, – когда
человечество встанет плечом к плечу и покроет планету сплошной толпой… Земля
ограничена возможностями… Выход – в колонизации планет… Десять, двести, триста
лет… В конце концов ясно одно: дни великого переселения придут». Довольно скоро «Страна Счастливых» подверглась
уничижительной критике, книга была изъята из библиотек, а Ларри попросту
перестали печатать. Только в начале 90-х со "Страны
счастливых" был снят покров забвения.
Травля
повести оказалась "последней каплей" для Ларри, который принял
решение уйти из литературы. Устроившись в НИИ рыбного хозяйства и даже закончив
при нем аспирантуру, Ян Леопольдович все же продолжал время от времени писать
для ленинградских газет. Неизвестно, как сложилась бы его дальнейшая
литературная биография, если бы судьба не свела его с Самуилом Маршаком. А
случилось это так. Самуил Яковлевич предложил известному географу и биологу
академику Льву Бергу, под началом которого служил Ян Ларри, написать для детей
научно-популярную книгу, посвященную науке о насекомых - энтомологии. Обсуждая
детали будущей книги, они пришли к выводу, что знания следовало бы облечь в
форму увлекательной научно-фантастической истории. Вот тогда-то академик и
вспомнил о своем подчиненном, которому такая задача будет по силам.
Над
"Необыкновенными приключениями Карика и Вали" Ян Ларри работал быстро
и увлеченно, вдохновляемый поддержкой мэтра детской литературы. Но не так
просто оказалось "пробить" повесть в Детиздате. В веселой истории о
том, как чудаковатый профессор-биолог Иван Гермогенович Енотов изобрел
препарат, позволяющий уменьшать предметы, а затем в компании с непоседливыми
Кариком и Валей совершил познавательное и полное опасностей путешествие в мир
растений и насекомых, критики усмотрели надругательство над могуществом
советского человека.
Влиятельный,
обладавший даром убеждения, Самуил Яковлевич решил судьбу произведения
буквально в течение недели. И в февральском номере журнала "Костер"
за 1937 год появились первые главы повести. В том же году "Необыкновенные
приключения" вышли отдельной книгой. В 1940-м последовало второе,
исправленное автором издание с чудесными иллюстрациями Г.Фетингофа. С тех пор
книга переиздавалась неоднократно, а в 1987 году появилась ее двухсерийная
телеверсия с Василием Ливановым в главной роли. И вот ведь парадокс советской
литературной жизни: сколь беспощадно ругали повесть Ларри до издания, столь же
воодушевленно хвалили ее по выходе в свет. Книгу восторженно встретили не
только читатели, но и официальная критика. Рецензенты отмечали научную
грамотность и эрудицию писателя.
Не будет
преувеличением сказать, что "Необыкновенные приключения Карика и
Вали" стали лучшей советской научно-фантастической книгой второй половины
30-х наряду с книгами А. Беляева. По праву входит она и в золотой фонд
отечественной детской литературы. В 1939-м в газете «Пионерская правда» был напечатан
фантастический рассказ «Загадка простой воды», в котором автор предлагает
использовать воду в качестве горючего, разлагая ее на воду и кислород.
Но тут жизнь писателя круто повернулась. Видимо в натуре Яна Ларри было что-то бунтарское, не
способное смолчать в отношении творимой несправедливости. В таких случаях страх
за свою жизнь подсознательно уступает здравому смыслу и стремлении к правде. Неисправимый романтик, он решает высылать Сталину
главы из своей фантастической повести «Небесный гость». В декабре 1940 года
Сталин получил первое письмо:
«…Ни у
одной исторической личности не было еще своего писателя. Такого писателя,
который писал бы только для одного великого человека. Впрочем, и в истории
литературы не найти таких писателей, у которых был бы один-единственный
читатель... Я беру перо в руки, чтобы
восполнить этот пробел.
Я буду
писать только для Вас, не требуя для себя ни орденов, ни гонорара, ни почестей,
ни славы. Возможно, что мои
литературные способности не встретят Вашего одобрения, но за это, надеюсь, Вы
не осудите меня, как не осуждают людей за рыжий цвет волос или за выщербленные
зубы. Отсутствие талантливости я постараюсь заменить усердием, добросовестным
отношением к принятым на себя обязательствам.
Дабы не
утомить Вас и не нанести Вам травматического повреждения обилием скучных
страниц, я решил посылать свою первую повесть коротенькими главами, твердо
памятуя, что скука, как и яд, в небольших дозах не только не угрожает здоровью,
но, как правило, даже закаляет людей.
Вы
никогда не узнаете моего настоящего имени. Но я хотел бы, чтобы Вы знали, что
есть в Ленинграде один чудак, который своеобразно проводит часы своего досуга -
создает литературное произведение для единственного человека, и этот чудак, не
придумав ни одного путного псевдонима, решил подписываться Кулиджары..."
К письму
прилагались первые главы фантастической повести "Небесный гость"
(всего автор успел переслать семь глав).
В одно прекрасное утро над Парголовом показалась высоко в
атмосфере огненная полоса. Дачники приняли ее за метеорит. Но сосед автора
повести – некто Пулякин, чье «неподражаемое искусство лаять по-собачьи было в
свое время отмечено высокой правительственной наградой – орденом Красной
Звезды», к крайнему своему удивлению нашел в яме, образовавшейся при падении
небесного гостя, огромный цилиндр – метров пять в диаметре. «Утро было ясное,
теплое, тихое. Слабый ветерок едва колебал верхушки сосен. Птицы еще не
проснулись или были уже уничтожены. Во всяком случае ничто не мешало Пулякину
внимательно и добросовестно осмотреть сферический экипаж и прийти к заключению,
с которым он помчался ко мне, теряя на бегу кульки, кулечки, мешки, сумки и
сумочки, самые, так сказать, необходимые предметы вооружения нормального
советского гражданина – потребителя сыпучих товаров, отпускаемых магазинами
лишь в тару покупателей…» С «…быстротой людей, покидающих дома отдыха
вследствие сугубой диеты» любопытные кинулись к месту приземления
«межпланетного трамвая». Там собралась огромная толпа. «Какой-то воспитанный
гражданин уговаривал всех встать в очередь и организованно ожидать дальнейшего
разворота событий. Но граждане попались несознательные, а поэтому воспитанный
человек махнул рукой и сам принялся вести себя неорганизованно. Вдруг кто-то
крикнул: „Капусту дают!“ Любопытных тотчас же как будто ветром сдуло».
И зря, потому что «…верхняя часть цилиндра начала вращаться.
Показались блестящие нарезы винта. Послышался приглушенный шум, как будто не то
входил, не то выходил воздух с довольно сильным свистом. Наконец верхний конус
цилиндра качнулся и с грохотом упал на землю. За края цилиндра изнутри
вцепились человеческие руки, и над цилиндром всплыла, качнувшись, голова
человека. Смертельная бледность покрывала его лицо. Он тяжело дышал. Глаза его
были закрыты».
Так появился на Земле первый небесный гость – марсианин. Оказывается,
на Марсе все прекрасно говорят по-русски, а советское государство на красной
планете существует уже 117 лет. Жизнь там успела наладиться, войти в нужный
правильный ритм. Жизнь там интересная. Может, поэтому земные газеты марсианину
совершенно не понравились. «Читал, читал, но так ничего и не мог понять. Чем вы
живете? Какие проблемы волнуют вас? Судя по вашим газетам, вы только и
занимаетесь тем, что выступаете с яркими, содержательными речами на собраниях
да отмечаете разные исторические даты и справляете юбилеи. А разве ваше
настоящее так уж отвратительно, что вы ничего не пишете о нем? И почему никто
из вас не смотрит в будущее? Неужели оно такое мрачное, что вы боитесь
заглянуть в него?»
Рассказчик,
выполняющий функции гида, знакомит инопланетянина с жизнью в СССР. Все
последующее повествование представляет собой серию диалогов марсианина с
представителями различных социальных слоев - писателем, ученым, инженером,
колхозником, рабочим. Но до чего же много сказано в этих нескольких главках!
Дальше -
больше. Посланец Марса узнает об ужасающей бедности страны, причиной которой
является "гипертрофическая централизация всего нашего аппарата,
связывающая по рукам и ногам инициативу на местах", о бездарности и
бессмысленности большинства законов, о том, как выдумываются "враги народа",
о трагическом положении крестьянства, о ненависти большевиков к интеллигенции и
о том, что во главе большинства учебных заведений и научных учреждений стоят
люди, "не имеющие никакого представления о науке". «На другой день я сказал марсианину: „Вы хотели знать причины нашей
бедности? Прочтите!“ – И протянул ему газету. – Марсианин прочитал громко: „На
Васильевском острове находится артель „Объединенный химик“. Она имеет всего
один краскотерочный цех, в котором занято лишь 18 рабочих. На 18
производственных рабочих с месячным фондом зарплаты в 4,5 тысячи рублей артель
имеет: 33 служащих, зарплата которых составляет 20,8 тысячи рублей, 22 человека
обслуживающего персонала и 10 человек пожарно-сторожевой охраны…“
С
пронзительной прямотой загадочный автор сообщает о развале культуры:
"Большевики упразднили литературу и искусство, заменив то и другое
мемуарами да так называемым "отображением". Ничего более безыдейного
нельзя, кажется, встретить на протяжении всего существования искусства и
литературы. Ни одной свежей мысли, ни одного нового слова не обнаружите вы ни в
театрах, ни в литературе".
А еще в
повести было сказано о мнимости свободы печати, которая "осуществляется с
помощью предварительной цензуры", и о боязни людей говорить правду.
«Пришли ко мне в гости на чашку чая художник, инженер, журналист,
режиссер и композитор, – читаем мы дальше. – Я познакомил всех с марсианином.
Он сказал: „Я – человек новый на Земле, а поэтому мои вопросы вам могут
показаться странными. Однако я очень просил бы вас, товарищи, помочь мне разобраться
в вашей жизни“. – „Пожалуйста, – сказал очень вежливо старый профессор, –
спрашивайте, а мы ответим вам так откровенно, как говорят теперь в нашей стране
люди только наедине с собой, отвечая на вопросы своей совести“. – „Вот как? –
изумился марсианин. – Значит, в вашей стране люди лгут друг другу?“ – „О, нет, –
вмешался в разговор инженер, – просто профессор не совсем точно, пожалуй,
изложил свою мысль. Он хотел, очевидно, сказать, что в нашей стране вообще не
любят откровенничать.“ – „Но если не говорят откровенно, значит, лгут?“ – „Да
нет, – снисходительно улыбнулся профессор, – не лгут, а просто молчат… Это
хитрый враг избрал себе сейчас другую тактику. Он говорит. Он изо всех сил
лезет, чтобы доказать, что у нас все благополучно и что для беспокойств нет
никаких оснований. Враг прибегает сейчас к новой форме пропаганды. И надо
признать, что враги советской власти гораздо подвижнее и изобретательнее, чем
наши агитаторы. Стоя в очередях, они кричат провоцирующим фальцетом о том, что
все мы должны быть благодарны партии за то, что она создала нам счастливую и
радостную жизнь. Нет, дорогой товарищ марсианин, враги сейчас не молчат, а
кричат, и кричат громче всех. Враги советской власти прекрасно знают, что
говорить о жертвах – это значит успокоить народ, а кричать о необходимости
благодарить партию – значит, издеваться над народом, плевать на него самого,
оплевывать и ту жертву, которую народ приносит сейчас“. – „В вашей стране много
врагов?“ – спросил марсианин. – „Не думаю, – ответил инженер, – я скорее
склонен думать, что профессор преувеличивает. По-моему, настоящих врагов совсем
нет, но вот недовольных очень много. Это верно. Также верно и то, что
количество их увеличивается, растет, как снежный ком, приведенный в движение.
Недовольны все, кто получает триста-четыреста рублей в месяц, потому что на эту
сумму невозможно прожить. Недовольны и те, кто получает очень много, потому что
они не могут приобрести себе то, что им хотелось бы. Но, конечно, я не ошибусь,
если скажу, что всякий человек, получающий меньше трехсот рублей, уже не
является большим другом советской власти. Спросите человека, сколько он
получает, и если он скажет „двести“ – можете говорить при нем все что угодно
про советскую власть“. – „Но, может быть, – сказал марсианин, – труд этих людей
и стоит не больше этих денег?“ – „Не больше? – усмехнулся инженер. – Труд
многих людей, получающих даже пятьсот рублей, не стоит двух копеек. Они не
только не отрабатывают этих денег, но нужно бы с них самих получать за то, что
они сидят в теплых и чистых помещениях“ – „Но тогда они не могут обижаться ни
на кого!“ – сказал марсианин. – „Вам непонятна психология людей Земли, – сказал
инженер. – Дело в том, что каждый из нас, выполняя даже самую незначительную
работу, проникается сознанием важности порученного ему дела, а поэтому
претендует на приличное вознаграждение…“
«Вы правы, – поддержал профессор, – я получаю 500 рублей, то есть
примерно столько же получает трамвайный вагоновожатый. Это, конечно, очень
оскорбительная ставка. Не забудьте, товарищи, что ведь я профессор и что мне
надо покупать книги, журналы, выписывать газеты. Ведь не могу же я быть менее
культурным, чем мои ученики. И вот мне приходится со всей семьей работать для
того, чтобы сохранить профессорский престиж. Я сам неплохой токарь; через
подставных лиц я беру на дом заказы от артелей. Моя жена преподает детям
иностранные языки и музыку, превратив нашу квартиру в школу. Моя дочь ведет
домашнее хозяйство и раскрашивает вазы. Все вместе мы зарабатываем около шести
тысяч в месяц. Но никого из нас не радуют эти деньги». – «Почему?» – спросил
марсианин. – «Просто потому, что большевики ненавидят интеллигенцию. Ненавидят
какой-то особенной, звериной ненавистью». – «Ну, – вмешался я, – вот уж это вы
напрасно, дорогой профессор. Правда, недавно так оно и было. Но ведь потом была
проведена даже целая кампания. Я помню выступления отдельных товарищей, которые
разъясняли, что ненавидеть интеллигенцию нехорошо». – «Ну и что же? –
усмехнулся профессор. – А что изменилось с тех пор? Было вынесено решение:
считать интеллигенцию полезной общественной прослойкой. И на этом все
кончилось. Большинство же институтов, университетов и научных учреждений
возглавляют люди, не имеющие никакого представления о науке…»
«У советской интеллигенции, – продолжил профессор, – конечно, есть
свои запросы, естественное для всей интеллигенции мира стремление к знаниям, к
наблюдениям, к познанию окружающего мира. Что же делает или что сделала партия
для удовлетворения этой потребности? А ровным счетом ничего. Мы даже не имеем
газет. Ведь нельзя же считать газетами то, что выпускается в Ленинграде. Это
скорее всего – листки для первого года обучения политграмоте, это скорее всего
перечень мнений отдельных ленинградских товарищей о тех или иных событиях. Сами
же события покрыты мраком неизвестности. Большевики упразднили литературу и
искусство, заменив то и другое мемуарами да так называемым „отображением“.
Ничего более безыдейного нельзя, кажется, встретить на протяжении всего
существования искусства и литературы. Ни одной свежей мысли, ни одного нового
слова не обнаружите вы ни в театре, ни в литературе. Я думаю, что во времена
Иоанна Первопечатника выходило книг больше, чем сейчас. Я не говорю о партийной
литературе, которую выбрасывают ежедневно в миллионах экземпляров. Но ведь
насильно читать нельзя заставить, поэтому все эти выстрелы оказываются
холостыми». – «Видите ли, – сказал я, – книг и журналов в нашей стране выходит
мало, потому что нет бумаги». – «Что вы говорите глупости, – рассердился
профессор. – Как это нет бумаги? У нас посуду и ведра делают из бумаги. У нас
бумагу просто не знают, куда девать. Вон даже додумались до того, что стали
печатать плакаты и развешивать всюду, а на плакатах мудрые правила: „Когда
уходишь – туши свет“. „Мой руки перед едой!“ „Вытирай нос. Застегивай брюки.
Посещай уборную“. Черт знает что…»
«А я скажу вам так, товарищи, – вмешался колхозник, – сверху когда
глядишь, так многих мелочей не замечаешь, и оттого все кажется тебе таким
прелестным, что душа твоя просто пляшет и радуется. Помню, гляжу я как-то с
горы вниз, в долину к нам. Вид у нас сверху удивительно веселый. Речка наша,
прозванная Вонючей, извивается, ну как будто на картинке. Колхозная деревня так
и просится на полотно художника. И ни грязи-то, ни пыли, ни мусора, ни щебня –
ничего этого за дальностью расстоянья никак невозможно заметить невооруженным
глазом. То же и у нас в колхозах. Сверху оно, может, и в самом деле похоже на
райскую долину, но внизу и вчера и сегодня пахнет еще адовой гарью. И вот у нас
сейчас есть полный разброд мыслей в деревне. Спросить бы у кого. Но как
спросить? Арестуют! Сошлют! Скажут, кулак или еще чего-нибудь. Не дай Бог злому
татарину повидать того, что мы уже видели. Ну, так и говорю: многое узнать бы
хотелось и боязно спросить. Вот мы и обсуждаем в деревнях свои дела между собой
потихоньку… А главное, мы хотим, чтобы над нами был закон какой-нибудь… А то
какие это законы, когда ты не успеешь еще его прочитать, а тут, говорят, ему и
отмена уже пришла. За что у нас в деревне больше всего не уважают большевиков?
А за то, что у них на неделе семь пятниц…»
«Что же, – сказал инженер, – пожалуй, и для нас, людей города,
нужны устойчивые, крепкие законы. И у нас бывают недоразумения из-за слишком
частой смены законов, установлений, постановлений, положений и прочее и прочее.
Товарищ прав. Закон должен быть рассчитан на продолжительное действие. Менять
законы как перчатки не годится хотя бы потому, что это ведет к подрыву
авторитета законодательных учреждений». – «И опять же, – сказал колхозник, –
если ты выпустил закон – так будь добр уважай его сам. А то законов (хороших,
скажу, законов) у нас много, а какой толк от этого? Уж лучше бы совсем не
выпускали хороших законов». – «Прав! Прав он! – вскричал профессор. – Именно то
же самое говорят и в нашей среде. Взять хотя бы, к примеру, самый
замечательный, самый человеческий свод законов – нашу новую конституцию. Ну
зачем, спрашивается, ее обнародовали? Ведь многое сейчас из этой конституции
является источником недовольства, многое вызывает муки Тантала. Как это ни печально,
а конституция превратилась в тот красный плащ, которым матадор дразнит быка». –
«А самое забавное, – сказал молчавший до этого литератор, – это то, что все,
даже самые опасные в кавычках статьи новой конституции легко можно превратить в
действующие статьи закона. Вот, например, свобода печати. У нас свобода эта
осуществляется с помощью предварительной цензуры. То есть никакой по существу
свободы нам не дано» – «Однако, – сказал колхозник, – меня, так сказать, разные
там свободы печати очень мало интересуют. И поскольку я тороплюсь, я прошу
выслушать меня. Я сейчас закруглюсь. Не задержу вашего внимания. Ну, значит,
так: про закон я сказал кое-что. Теперь хочу про другое сказать. Про интерес к
работе. Я уже говорил, что все у нас недовольны. Не подумайте, однако, что
мечтаем мы о возврате к старому, единоличному хозяйству. Нет. Туда нас не
тянет. Но вот о чем задумайтесь. Мы-то кто? Хозяева мы! Собиратели добра! На
том построено все нутро наше. И сам, бывало, один работаешь, и с большой
семьей, а все равно смотришь на хозяйство как на свое. Мы, и артельно работая,
хотели бы рассматривать все хозяйство как свое собственное». – «Ну и
рассматривайте, – сказал профессор, – кто же вам мешает?» – «Эх, товарищ –
ученый человек, – махнул рукой колхозник, – как же можно у нас глядеть на свое
хозяйство по-хозяйски, когда тебя десять раз в день ставят к порогу, вроде
батрака. Пожили бы годик в деревне – так увидели, сколько развелось над нами
начальников. Ей-богу, шею не успеваешь поворачивать да подставлять. Один не
успеет тюкнуть, а глядишь, и другой уже тянется. Дай-ка, говорит, и я
попробую». – Профессор поморщился и сказал: – «Ну, а если снять с вас эту
мелочную опеку, а вы перестанете выполнять планы, да и вообще черт знает что
натворите?» – «Напрасно так думаете, – обиделся колхозник. – Пусть нам хоть на
один год руки развяжут. Пусть дадут нам возможность развернуться – и
государству была бы от этого польза, и нам бы не пыльно зажилось».
Через
четыре месяца после получения первого письма всемогущему НКВД все же удалось
"вычислить" отправителя. Им оказался известный писатель, автор самой
популярной детской фантастической книги конца 30-х "Необыкновенные
приключения Карика и Вали" Ян Леопольдович Ларри. Он не был ярым
антисоветчиком. Писатель искренне верил в то, что "дорогой Иосиф
Виссарионович" пребывает в неведении относительно творящихся в стране
безобразий. 11 апреля 1941 года Ларри
был арестован. В обвинительном заключении говорилось: "Посылаемые Ларри в адрес ЦК ВКП(б)
главы этой повести написаны им с антисоветских позиций, где он извращал
советскую действительность в СССР, привел ряд антисоветских клеветнических
измышлений о положении трудящихся в Советском Союзе. Кроме того, в этой повести
Ларри также пытался дискредитировать комсомольскую организацию, советскую
литературу, прессу и другие проводимые мероприятия Советской власти".
5 июля того же года судебная коллегия по
уголовным делам Ленинградского городского суда приговорила Яна Ларри к лишению
свободы сроком на 10 лет с последующим поражением в правах на 5 лет (по статье
58-10 УК РСФСР). Рукописи,
изымаемые при аресте, часто уничтожались, пропадали, но «Небесному гостю»
повезло: он уцелел и полвека спустя был передан из архива НКВД в Союз
писателей, даже увидел свет.
15 лет
пребывания в ГУЛАГе не сломили Яна Ларри, и после реабилитации в 1956 году он
вернулся к литературному труду, сотрудничая с детскими журналами. В 1961 г. к
юным читателям пришли сразу две замечательные книги - "Записки
школьницы" и "Удивительные приключения Кука и Кукки". А одной из
последних прижизненных публикаций писателя оказалась помещенная в
"Мурзилке" в 1970 г. сказка "Храбрый Тилли: Записки щенка,
написанные хвостом" (с чудесными иллюстрациями В. Чижикова).
18 марта
1977-го Яна Леопольдовича не стало.
Ольга
Комментариев нет
Отправить комментарий