Поэтичный Тургенев

И.Репин. Портрет Тургенева

Сегодня 9 ноября - 195 лет со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева. И в этом же году, только 3 сентября  - 130 лет со дня его смерти.

Шестьдесят четыре раза отмечал свой день рождения Иван Сергеевич в родном Спасском, в Москве, Санкт- Петербурге, в Париже. Обычно Тургенева в этот день окружали друзья, близкие, но порой он грустил, чувствовал себя одиноким. 
      Давайте сегодня вспомним Ивана Сергеевича, его книги и стихи.

Очень трогательная, нежная и лиричная повесть о любви «Ася», грустная повесть «Муму», первоисточник «тургеневского пейзажа» «Бежин луг», лирические и грустные «Записки охотника», искренняя и задушевная «Первая любовь», социально-психологичные «Отцы и дети», «Рудин», «Накануне», «Дворянское гнездо»…

А помните «Россия без каждого из нас обойтись может. Но никто из нас не может обойтись без России»? И.С. Тургенев.

Мало кто знает, что творческий путь Ивана Сергеевича Тургенева, автора романов, повестей и драм, завоевавших мировое признание, начался с поэтических произведений и закончился лирико-философскими «Стихотворениями в прозе».

Осенний вечер... Небо ясно,

А роща вся обнажена —

Ищу глазами я напрасно:

Нигде забытого листа

Нет — по песку аллей широких

Все улеглись — и тихо спят,

Как в сердце грустном дней далеких

Безмолвно спит печальный ряд.

ОСЕНЬ

Как грустный взгляд, люблю я осень.

В туманный, тихий день хожу

Я часто в лес и там сижу —

На небо белое гляжу

Да на верхушки темных сосен.

Люблю, кусая кислый лист,

С улыбкой развалясь ленивой,

Мечтой заняться прихотливой

Да слушать дятлов тонкий свист.

Трава завяла вся... холодный,

Спокойный блеск разлит по ней...

И грусти тихой и свободной

Я предаюсь душою всей...

Чего не вспомню я? Какие

Меня мечты не посетят?

А сосны гнутся, как живые,

И так задумчиво шумят...

И, словно стадо птиц огромных,

Внезапно ветер налетит

И в сучьях спутанных и темных

Нетерпеливо прошумит.

* * *
Брожу над озером... туманны

Вершины круглые холмов,

Темнеет лес, и звучно-странны

Ночные клики рыбаков.

Полна прозрачной, ровной тенью

Небес немая глубина...

И дышит холодом и ленью

Полузаснувшая волна.

Настала ночь; за ярким, знойным,

О сердце! за тревожным днем,-

Когда же ты заснешь спокойным,

Пожалуй, хоть последним сном.

* * *
Гуляют тучи золотые

Над отдыхающей землей;

Поля просторные, немые

Блестят, облитые росой;

Ручей журчит во мгле долины,

Вдали гремит весенний гром,

Ленивый ветр в листах осины

Трепещет пойманным крылом.

Молчит и млеет лес высокий,

Зеленый, темный лес молчит.

Лишь иногда в тени глубокой

Бессонный лист прошелестит.

Звезда дрожит в огнях заката,

Любви прекрасная звезда,

А на душе легко и свято,

Легко, как в детские года.

ЖИТЕЙСКОЕ ПРАВИЛО

Хочешь быть спокойным? Знайся с людьми, но живи один, не предпринимай ничего и не жалей ни о чем.

Хочешь быть счастливым? Вы учись сперва страдать.

МЫ ЕЩЕ ПОВОЮЕМ!

Какая ничтожная малость может иногда перестроить всего человека!

    

Полный раздумья, шел я однажды по большой дороге.

  

Тяжкие предчувствия стесняли мою грудь; унылость овладевала мною.

   

Я поднял голову... Передо мною, между двух рядов высоких тополей, стрелою уходила вдаль дорога.

    

И через нее, через эту самую дорогу, в десяти шагах от меня, вся раззолоченная ярким летним солнцем, прыгала гуськом целая семейка воробьев, прыгала бойко, забавно, самонадеянно!

    

Особенно один из них так и надсаживал бочком, бочком, выпуча зоб и дерзко чирикая, словно и черт ему не брат! Завоеватель - и полно!

    

А между тем высоко на небе кружил ястреб, которому, быть может, суждено сожрать именно этого самого завоевателя.

Я поглядел, рассмеялся, встряхнулся - и грустные думы тотчас отлетели прочь: отвагу, удаль, охоту к жизни почувствовал я.

И пускай надо мной кружит мой ястреб...

- Мы еще повоюем, черт возьми!

Книги И.С.Тургенева
в библиотеках Челябинска

Флобер, в ответ на подаренные Тургеневым его книги на французском языке, писал: «…я не могу устоять против желания сказать вам, что я восхищен ими. Уже давно вы для меня учитель. Но чем больше я вас изучаю, тем больше меня изумляет ваш талант. Меня восхищает страстность и в то же время сдержанность вашей манеры письма, симпатия, с какой вы относитесь к маленьким людям и которая насыщает мыслью пейзаж… От ваших произведений исходит терпкий и нежный аромат, чарующая грусть, которая проникает до глубины души. Каким вы обладаете искусством!..»

Почитаем? Если у вас вдруг не оказалось книг Тургенева, здесь  книги И.С.Тургенева в библиотеках Челябинска. 

И, напоследок, несколько стихотворений, посвященных И.С.Тургеневу

Париж. Бужеваль. Девятнадцатый век.

В осеннем дожде пузырятся лужи.

А в доме мучится человек:

Как снег, голова, борода, как снег,

И с каждой минутой ему все хуже...

Сейчас он слабей, чем в сто лет старик,

Хоть был всем на зависть всегда гигантом:

И ростом велик, и душой велик,

А главное - это велик талантом!

И пусть столько отдано лет и сил

И этой земле, и друзьям французским,

Он родиной бредил, дышал и жил,

И всю свою жизнь безусловно был

Средь русских, наверное, самым русским.

Да, в жилах и книгах лишь русская кровь,

И все-таки, как же все в мире сложно!

И что может сделать порой любовь -

Подчас даже выдумать невозможно!

Быть может, любовь - это сверхстрана,

Где жизнь и ласкает, и рвет, и гложет,

И там, где взметает свой стяг она,

Нередко бывает побеждена

И гордость души, и надежда тоже.

Ну есть ли на свете прочнее крепи,

Чем песни России, леса и снег,

И отчий язык, города и степи...

Да, видно, нашлись посильнее цепи,

К чужому гнезду приковав навек.

А женщина смотрится в зеркала

И хмурится: явно же не красавица.

Но рядом - как праздник, как взлет орла,

Глаза, что когда-то зажечь смогла,

И в них она дивно преображается.

Не мне, безусловно, дано судить

Чужие надежды, и боль, и счастье,

Но, сердцем ничьей не подсуден власти,

Я вправе и мыслить, и говорить!

Ну что ему было дано? Ну что?

Ждать милостей возле чужой постели?

Пылать, сладкогласные слыша трели?

И так до конца? Ну не то, не то!

Я сам ждал свиданья и шорох платья,

И боль от отчаянно-дорогого,

Когда мне протягивали объятья,

Еще не остывшие от другого...

И пусть я в решеньях не слишком скор,

И все ж я восстал против зла двуличья!

А тут до мучений, до неприличья

В чужом очаге полыхал костер...

- О, да, он любил, - она говорила, -

Но я не из ласковых, видно, женщин.

Я тоже, наверно, его любила,

Но меньше, признаться, гораздо меньше.

Да, меньше. Но вечно держала рядом,

Держала и цель-то почти не пряча.

Держала объятьями, пылким взглядом,

И голосом райским, и черным адом

Сомнений и мук. Ну а как иначе?!

С надменной улыбкою вскинув бровь,

Даря восхищения и кошмары,

Брала она с твердостью вновь и вновь

И славу его, и его любовь,

Доходы с поместья и гонорары.

Взлетают и падают мрак и свет,

Все кружится: окна, шкафы, столы.

Он бредит... Он бредит... А может быть, нет?

"Снимите, снимите с меня кандалы..."

А женщина горбится, словно птица,

И смотрит в окошко на тусклый свет.

И кто может истинно поручиться,

Вот жаль ей сейчас его или нет?..

А он и не рвется, видать, смирился,

Ни к спасским лесам, ни к полям Москвы.

Да, с хищной любовью он в книгах бился,

А в собственной жизни... увы, увы...

Ведь эти вот жгучие угольки -

Уедешь - прикажут назад вернуться.

И ласково-цепкие коготки,

Взяв сердце, вовеки не разомкнутся.

Он мучится, стонет... То явь, то бред...

Все ближе последнее одиночество...

А ей еще жить чуть не тридцать лет,

С ней родина, преданный муж. Весь свет

И пестрое шумно-живое общество.

Что меркнет и гаснет: закат? Судьба?

Какие-то тени ползут в углы...

А в голосе просьба, почти мольба:

- Мне тяжко... Снимите с меня кандалы...

Но в сердце у женщины немота,

Не в этой душе просияет пламя.

А снимет их, может быть, только ТА,

В чьем взгляде и холод, и пустота,

Что молча стоит сейчас за дверями.

И вот уж колеса стучат, стучат,

Что кончен полон. И теперь впервые

(Уж нету нужды в нем. Нужны живые!)

Он едет навечно назад... назад...

Он был и остался твоим стократ,

Прими же в объятья его, Россия!

Эдуард Асадов

ТУРГЕНЕВ В СПАССКОМ

И скрип знакомый тарантаса,

И накатившей тучи мгла...

А он писал... И очи Спаса

Тепло глядели из угла.

«Ой, барин!.. Ой, гроза!.. У вяза

Сломало самый верх ствола...»

А он писал... И очи Спаса

Тепло глядели из угла.

Дождём исхлёстана терраса,

Сирень в саду изнемогла.

А он писал... И очи Спаса

Тепло глядели из угла.

До смертного, наверно, часа

Он помнил, как клубилась мгла,

Как он писал, и очи Спаса

Тепло глядели из угла.

Николай Рачков

АРИСТОКРАТ

В Москве царил аврал —

Власть зашаталась снова.

В Париже умирал

Великий мастер Слова.

Искал кого-то взгляд

Средь комнатёнки тусклой.

Он был аристократ

Литературы русской.

Постыло скрипнет дверь.

Постель его убога.

Но ничего теперь

Он не просил у Бога.

Всю славу, весь венок

Лауреатской доли

Сложил бы он у ног

Цветка в орловском поле.

Не залететь в окно

Разгульной русской вьюге...

На небесах давно

Все недруги и други.

И в горести седин,

И в юности голодной -

Всегда он дворянин,

Пусть бедный, но природный.

«Россия...» — он во мрак

Шепнул чуть слышно, глухо...

Вот умирали как

Аристократы духа.

Николай Рачков